ТРИ ДНЯ ЗАКОНА

(Повесть)

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Оставить комментарий

Чуть впереди и справа сидел в лодке за веслами дочерна загоревший парень, напротив него — прямо-таки идиллическая девушка в белом платье, с ромашковым венком на голове. Когда поравнялись, она заулыбалась, приветственно помахала рукой. Он ответил ей тем же, толкнул Леньку в бок:

— Помаши ей тоже, бирюк, уважь красавицу. — А когда Ленька вяло шевельнул ладонью, сказал ему: — Не всё так беспросветно, дружочек, в новом веке будет еще и эта милая девушка. Уж не знаю, кто она и что, но хватило мне одного того, что пожелала нам, чужим седым дядькам, счастливого пути. И девушка прелестная, неужели не оценил?

— Оценил, — слабо усмехнулся Ленька. — Даже позавидовал.

— Захотелось побывать на месте кавалера такой гарной дивчины?

— Не в том дело. Хорошо ему, молодому, здоровому, сильному, такие девчонки в него влюбляются, все беды нипочем. Только одного не знают они и знать не могут. Да и не должны.

— Это чего же? — насторожился Воскобойников.

— А того, что тоже состарятся, ни платья белого не будет, ни веночков, ни лодочки этой, а будут лишь проблемы и проблемы, одна другой хуже, тем все и кончится.

— Балбес ты, — буркнул Воскобойников и теперь сам отвернулся.

А жизнь на катере забила радужным ключом. Динамик без передышки исторгал развеселые мелодии, народ задвигался, заплясал. Места внизу не хватало, вскоре и верхнюю палубу заполонили удалые танцоры, многие в годах уже серьезных, при внушительных животах. Воскобойников попытался вспомнить, когда в последний раз доводилось ему не то что плясать так азартно, а вообще танцевать, размышлял, способен ли уже вот так беспечно, напропалую отрываться.

— Да повернись ты! — укорил Леньку. — Посмотри, как хорошо людям. Думаешь, у них проблем нет, все здоровы и удачливы? Но сегодня их день, праздник, может, такой некалендарный — День одного дня, незамотанного. Тебя послушать — вообще жить не стоит.

Ленька повернулся, хмыкнул:

— Пить меньше надо.

— Ты кого процитировал?

— Никого. И от музыки этой кретинской оглохнуть можно. Что за моду взяли — грохотать так, что поговорить нет возможности. Или специально делают, чтобы не беседовали люди, пили, жрали и скакали?

— Я был не прав, когда балбесом тебя назвал.

— Да ладно, чего там.

— Ты не балбес. Ты Раиса Тарасовна, не забыл ее?

Ленька чуть помедлил, затем ответно ткнул его локтем в бок:

— А ты тогда Мухобойка!

— Аминь.

И уже до самого Старочеркасска Ленька больше не куксился, даже, казалось, симулировал безмятежность настроения, чтобы прогулку другу не портить. Знал, как тешат Валька рассказы о детских годах, старательно копался в памяти.

— Во чего вспомнил! — схватил Воскобойникова за рукав. — Мы же думали, ты писателем будешь, а ты в доктора подался!

— Почему писателем? — удивился.

— Ну как же! — обрадовался Ленька. — Про котенка своего рассказ написал, читал нам. Складно так написал, с юмором!

— У меня разве был котенок?

— Что ты! Еще, помнится, эта Раиса Тарасовна твоя пообещала пришибить его, если на кухне еще раз увидит, а Вовка Горелый взял его себе, выручил, неужели забыл?

Точно, — снова подивился редкостной Ленькиной памяти, — был у него котенок, только совсем недолго. Мурзик. Чуть ли не на колени становился перед мамой и тетей Полей, чтобы разрешили у себя оставить. И Вовку Горелика, которого во дворе Горелым звали, вспомнил. И о том, как рассказ о Мурзике написал и в самом деле решил в писатели податься, не одному же Мише…

* * *

Задумал это, когда попалась ему в руки Мишина тетрадь со стихами. Чтобы Миша много на себя не брал и не строил из себя. Знал, что так ловко, как Миша, рифмовать не сможет, но не обязательно ведь стихи писать, можно и прозу. Прозу даже лучше, потому что стихи мало кто любит, а прозу все читают. Не знал только, о чем написать, сюжет интересный в голову не приходил. Хотелось что-нибудь смешное сочинить — это больше всего любят. Виделось уже, как восхитится мама, что сын у нее такой талантливый, не хуже, чем у тети Поли, как по-другому глянет на него возомнивший о себе Миша.

С котенком же была отдельная история. То ли подбросил его кто-то, то ли сам приблудился. Маленький совсем и очень красивый: сам черненький, а грудка и кончики лапок белые, словно специально кто-то раскрасил. Возвращался из школы — и увидел его, сидевшего под дверью их квартиры. И так жалобно котенок мяукнул, так умоляюще поглядел, прямо сердце защемило. Понял, что покоя лишится, если мимо сейчас пройдет, оставит малыша бедовать на улице.

Кошек он всегда любил. И всегда, сколько помнил себя, хотел, чтобы жила у них в доме кошка. Но теперь об этом лишь мечтать можно было. Не потому только, что в их маленькой комнате развернуться негде. Раиса Тарасовна такое бы им всем устроила — подумать страшно. И не было бы у него с этим котенком ни единого шанса, если бы не уехала как раз в санаторий Раиса Тарасовна. Скорей всего, поэтому и вняли его мольбам мама с тетей Полей, решились побаловать его до возвращения грозной соседки.

А Мурзик был замечательным котенком, на диво смышленым и ласковым, даже Миша привязался к нему. Мурзик же больше всех полюбил маму, при каждом удобном случае старался на колени к ней запрыгнуть. И еще очень любил он под халат к ней забираться, дремал там. У мамы был длинный, почти до пола халат, и то ли теплей там Мурзику было, то ли домик себе такой уютный придумал. Кошки, Валёк давно заметил, вообще любят, чтобы у них какая-то крыша над головой была. Во дворе, например, под машиной норовят пристроиться — Валёк всегда боялся, что не успеют выскочить, когда машина тронется, — а если в комнате после дождя зонтик раскрытым, чтобы просох, оставляют, под ним сидят. Мурзик тоже очень любил посидеть под зонтиком.

В тот день стояла мама у кухонного стола, еду готовила, а Мурзик опять под халат к ней залез. Валёк вышел на кухню попить, не знал, как и мама, что котенок под халатом прячется. Вдруг такой истошный вопль раздался, что он чуть стакан не выронил. Мама, наступившая нечаянно Мурзику на лапку, от неожиданности тоже вскрикнула, дернулась, равновесия не удержала, рукой махнула и сбросила с примуса кастрюлю. Кастрюля вниз полетела — и прямо на вырвавшегося из темницы котенка. Повезло еще, что вода в кастрюле не успела нагреться. Звон, грохот, брызги. От второго такого «подарка» Мурзик совсем ошалел. Завопил еще отчаянней, на бок шлепнулся, вскочил, глаза блюдцами, шерсть мокрая дыбом — и стрелой умчался, задрав хвост. А мама, за сердце схватившись, плюхнулась на табуретку, да на самый краешек угодила, чуть не упала, за стол уцепилась, посуда с него поехала, тарелка вдребезги. Он едва не умер со смеху. Мама сначала огорчилась, уже потом, когда в себя немного пришла и отдышалась, посмеялась вместе с ним.

И захотелось ему эту забавную историю описать. Причем, интересно было не только то, как кому досталось, а кто что подумал, что вообразил, чего испугался. Включая Мурзика. О Мурзике вообще интересней всего — любопытно было бы влезть в его шкуру, подумать его кошачьими мозгами, заговорить его кошачьим голосом. Два дня промаялся, на третий приступил к задуманному. Дело это оказалось не простым, намного тяжелей, чем поначалу казалось. Выстроить всё, сплести, по полочкам разложить. Но решил не сдаваться, осуществить задуманное. Намучился — словами не передать. И что всего непонятней, муки эти доставляли удовольствие. Ну, если не удовольствие, то удовлетворение какое-то. Сравнить можно с тем, к примеру, как возвращаешься домой, полдня мяч погоняв, сил нет, ноги заплетаются — а все равно приятно. Трудился два дня, воскресенья не пожалел. Зачеркивал, исправлял, дописывал, переделывал. И все-таки закончил. Взял чистую тетрадку, переписал набело, аккуратно. Потом заново прочитал, что получилось. И старался так читать, будто это не он сочинил, посторонними глазами. Понравилось. Даже сам смеялся, читая. Особенно в том месте, когда на Мурзика кастрюля с водой летит.




Комментарии — 0

Добавить комментарий



Тексты автора


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.