ТРИ ДНЯ ЗАКОНА

Тот июльский день выдался очень жарким, и тень не спасала. Лишь ближе к вечеру поманила желанная прохлада, очнулся от дневного обморока вконец обленившийся ветерок, умудрился даже пригнать откуда-то мелкое стадо пугливых облачков. Двор казался вымершим — кто не уехал куда-нибудь, в пионерский лагерь или за город, не испытывал желания пропадать на яром солнцепеке. И лишь когда совсем низко скатилось одичавшее солнце, потянулись дворовые обитатели к обычному месту сбора за дровяным сараем. Около десятка пацанов и девчонок, подходящих и совсем мелюзги, расселись на бревнах, разговор под стать погоде едва клеился. Удивил всех Ленька Закон, прикативший на самокате. Кто-то хмыкнул, что охота же ему гонять в такую духотищу. А Ленька повыделывался, что не всем же быть сонными мухами, которые еле ползают.

— Видали мы таких резвых мух, — за всех поквитался Сурок — Костя Сурков, самый здесь старший, в восьмой класс перешел.

— Хорошо быть сурком только по фамилии, — зачем-то не то с одобрением, не то с подковыркой хмыкнула Наташа.

Сурок, похоже, заподозрил второе. Заявил, что будь у него сейчас самокат, трамвайную остановку форы дал бы хвастуну Леньке. Ленька в долгу не остался, ответил, что языком трепать легче всего, надо бы еще посмотреть, какая у кого получится трамвайная остановка.

— А любопытно было бы, — не угасала Наташа.

— Вообще-то, могу удовлетворить твое любопытство, — насмешливо глянул на нее Сурок. — И что мне за это будет?

Наташа возьми и ляпни:

— Кто победит, того поцелую.

Валька это здорово покоробило. Чего это она вдруг поцелуями разбрасываться начала? И кому бы он ни достался, Закону или Сурку, все равно не честно это. Хмуро зыркнул на нее, но Наташа сделала вид, будто ничего не заметила. А тут еще неугомонный Кидала вмешался, противно так хихикнул:

— А если бы я всех обогнал, меня б ты тоже поцеловала, или ты с выбором целуешься?

— Обгонишь всех — и тебе достанется, — буркнула Наташа. Кажется, подосадовала уже, что впуталась в эту сомнительную игру.

— Тогда и я подписываюсь, мне, может, больше всех это нужно! — томно завздыхал Кидала.

Все засмеялись. Кидала был признанным дворовым хохмачом и дорожил этой своей репутацией. Валёк все-таки перехватил Наташин взгляд и медленно, со значением сказал:

— Мне, что ли, тоже попробовать? Я у тебя каким в очереди буду?

— За мной будешь, — подал голос Фрол, пацан из параллельного класса. — А то в самом деле в сонных мух превратимся.

— Ну, тащите свои колымаги! — пренебрежительно хрюкнул Закон. — Сейчас мы разберемся с трамвайными остановками.

Валёк уже пожалел, что согласился гоняться. И не в духоте дело. Понимал, что шансы победить у него почти нулевые, каким бы распрекрасным ни был его самокат. Ну, если рогами упрется, сможет, наверное, опередить Фрола и Кидалу. Очень повезет — и Закона. Но с верзилой Сурком ему не тягаться, никаких вариантов. Что останется в проигрыше —полбеды. Но придется увидеть, как Наташа при нем целует другого. Теперь не отвертеться ей, при всех ведь пообещала. Пусть не в губы, об этом и речи быть не могло, в щечку, но это ничего не меняет. Нет, — решил, — присутствовать при таком унижении он не станет, тут же уйдет. А с Наташей после этого… Как поведет он себя потом с Наташей, не придумал, но знал, что ничего хорошего не будет. И вообще, как у нее только язык повернулся все это затеять, на солнце, что ли, перегрелась…

Дистанцию выбрали от своего двора до перекрестка и обратно, начертили мелом стартовую, она же финишная, черту. Приблизительно метров четыреста набиралось, как вокруг стадиона. Сложность — он это сразу просчитал — была в том, что улица чуть наклонная, и на обратном пути куда больше придется попотеть. До перекрестка он, возможно, докатит первым, самокат у него наверняка самый ходкий. Зато обратно — почти на все сто зависит от силы и скорости отталкивания, просто так хоть немного прокатиться, отдыхая, вряд ли удастся. И снова пожалел, теперь уже о том, что не догадался предложить ехать сначала вверх по улице, — тогда кое-какие шансы у него были бы.

Выстроились в ряд, давать старт доверили Наташе. Что, кстати сказать, не понравилось тоже — раньше Наташа предпочитала «не высовываться», в тени держалась. Лишний раз убедился, что никогда не знаешь, чего от нее ждать.

— Раз, два, три, давай! — крикнула Наташа.

И они дали. И Валёк сразу вырвался вперед, и ни секундочки не сачковал, толкался и толкался свободной ногой, чтобы заполучить побольше запас. Даже не предполагал, что такой заметной форы добьется, — когда разворачивался у перекрестка, опережал следовавшего за ним Леньку метров на десять. Но самое главное только начиналось, отчетливо понял это, не одолев еще и четверти обратного пути. Шумное Ленькино дыхание слышалось совсем близко. Оглянулся — и увидел, что Сурок уже поравнялся с Ленькой. Пот заливал глаза, и он даже не смахивал его, чтобы мгновенья лишнего не потерять. Левая, толчковая нога угрожающе наливалась чугунной тяжестью, не хватало воздуха. Где-то на половине обратной дистанции ощутил, что последние силы покидают его, вся надежда осталась на спасительное «второе дыхание», если, конечно, соизволит оно прийти к нему. Знал о нем не понаслышке — когда весь день гоняли в футбол, а он не на воротах стоял, казалось иногда, что шагу больше не ступить не сможет, не то что бежать, но вновь откуда-то появлялись силы, притихала усталость. Но могло и не прийти, такое тоже бывало нередко, и неизвестно, от чего это зависело.

Снова оглянулся — Ленька чуть отдалился, зато Сурок был совсем рядом. Сколько моченьки осталось, заработал изнемогавшей уже ногой, но Сурок настигал его, а вскоре спина Сурка во взмокшей лиловой майке уже замаячила перед глазами. В самом ли деле второе дыхание объявилось или нужной злости прибавилось — сумел догнать его, какое-то время катили вровень, однако успех этот был последним, дальше сопротивляться силенок не хватило.

До спасительной меловой черты оставалось не больше двадцати метров, сгрудившиеся на финише болельщики что-то кричали, размахивали руками, он различил желтый Наташин сарафанчик. Но знал уже, что победы ему не видать, пусть даже из кожи вон вылезет — Сурок уходил все дальше, повезет еще, если хоть вторым доедет, — Ленька снова засопел за спиной. Роли, впрочем, не играло, каким доберется он до финиша, все равно целовать Наташа будет Сурка. Если, конечно, решится, не разыгрывала их всех — подумал об этом в последний момент. Если бы…

Оставался у него один шанс из тысячи, и этот единственный шанс вдруг выпал. Потом они разглядывали эту выбоину, охали и ахали. Но тогда все случившееся показалось невообразимым чудом — Сурок неожиданно взлетел неуклюжей птицей, шмякнулся на бок, покатился…

Заветную черту пересек на полсамоката раньше Леньки. Обескураженный Сурок здорово ободрал себе локоть и колено. Но все это меркло перед тем, что Наташа должна его сейчас поцеловать — при всех, что ни в какое сравнение не шло с прежними тайными поцелуями. Их окружили, подзадоривали Наташу, Толян Кидала залихватски свистнул. Наташа зарделась, целомудренно потупилась, всем своим видом давая понять, какой невыносимо тяжкий жребий ей достался. Конечно же он не сомневался, что в губы она его целовать не станет, если вообще станет, да и не хотел, чтобы кто-то видел такое. Подыграл ей:

— Назвалась груздем, теперь чего уж! — И подставил ей щеку.

Наташа зажмурилась, клюнула его куда-то возле уха, оттолкнула стоявшую в кругу девчонку и помчалась к своему подъезду. Кидала оглушительно свистел ей вслед…

Он потом часто размышлял, случайно или не случайно оказалась эта выбоина перед самокатом Сурка. Неужели действительно кто-то там наверху позаботился, чтобы Наташин поцелуй не достался кому-нибудь другому? Этот кто-то милостив к нему? Если да, то почему так редко проявляет свою милость, чем руководствуется?..

Вдруг поймал себя на том, что по лестничным ступенькам поднимается на напрягшихся ногах, будто снова мчит он вверх по Саксаганского…