ТРИ ДНЯ ЗАКОНА

Валентин Аркадьевич, подумав, рассудил, что ехать, не получив ответа, смысла не имеет. И где потом Леньку искать в случае чего? Говоря это ему, поймал себя на том, что не очень-то обрадовался такому решению вопроса. Куда Леньку девать в эти два, а может, и того больше, часа? Одно знал твердо: оставить его у себя в кабинете — вся работа насмарку. Но Ленька выручил — сказал, что, раз такое дело, смотается пока в гостиницу, где ему за небольшую мзду пообещали сварганить счет за проживание. Тут недалеко, успеет обернуться. Уже на выходе осенило его:

— А у тебя по гостиницам никого нет? Чтобы я зазря не мотался, зря не тратился. Ты ж медицина, у вас все на крючке.

— Свежо предание…

— Да верится с трудом! — показал Ленька, что и он не лыком шит.

«От которого много зависит» позвонил неожиданно быстро, сказал, что обо всем договорился, даже не надо дружку вмешиваться, все будет исполнено в лучшем виде, пусть не беспокоится. Ленька вернулся тоже со щитом — с гостиничным счетом. Порадовался, услышав, как все хорошо устроилось, обеспокоился только, что не будет его присмотра: время нынче такое, никому верить нельзя.

— Твой деятель не обидится, если я все-таки сам прослежу? Мне все равно туда ехать, командировку отмечать. Не выручишь еще раз, не дашь машину, чтобы скорей обернулся? Если сейчас не нужна тебе, конечно. А то вечером на поезд, ку-ку наше времечко, это ж сколько лет… — Хлопнул себя по лбу, лукаво блеснул зубами: — Повезло, жена твоя не услышала, серьезная она у тебя женщина.

Машина Воскобойникову была нужна — собирался съездить в здравотдел. Но Гоша, пока шеф управится с делами, может подбросить Леньку к заводу. И пусть только попробует, — озлился вдруг на водителя, — физиономии свои кислые строить, совсем уже зарвался! Не нравится — пусть ищет другую работу. И хватит в трамвайчиках трястись, Гоша небось весь дневной бензин одной калымной ездкой окупает.

— Ты чего? — встревожился Ленька.

— Чего что?

— Ну, лицо у тебя такое сделалось… Я ж просто так о машине спросил, чудненько и своим ходом доберусь, ты не думай.

Дожил, — подосадовал Воскобойников, — собой уже толком не владею, всё, оказывается, на лице запросто читается. И Ленька ли один тому виной? Сказал ему, что пусть не придумывает, нормальное у него лицо, сейчас вместе поедут, его, Леньку, к заводу подбросят.

— Чудненько. Только надо будет на минутку домой заскочить.

— Это еще зачем?

— Как зачем? — удивился Ленька. — Я ж там бутылки оставил, сюда нести не в дугу было. Если б у меня деньжата были, тогда б другое дело, в том-то и вся проблема. За «так» ведь никто не расстарается, пусть хоть сам Горбачев им звонит.

— Ленечка, — прижал руку к сердцу, — пожалуйста. Давай обойдемся без твоих бутылок с чернилами. Там другой уровень отношений, ты только все испортишь.

— Уверен? — все еще колебался Ленька.

— Абсолютно.

И неожиданный поворот:

— Как в том, что не рачок у меня?

— Естественно. — Вовремя Ленька на его лицо внимание обратил, сейчас, кажется, ничем себя не выдал.

Сообщил Лиде, куда едет и что не знает, когда вернется, позвонит, если задержится, вышел с Ленькой на улицу. Гоша сидел в «Москвиче», разгадывал кроссворд. От Воскобойникова не укрылось, как он недовольно скривился, увидев Леньку. Ленька же на этот раз поделикатничал, пристроился на заднем сиденье. А Гоша, когда Валентин Аркадьевич сел рядом с ним, хмыкнул:

— Надеюсь, не купаться поедем? Вы мне, кстати, за бензин обещали вернуть, не забыли?

И Воскобойников, с отчетливыми паузами после каждого слова, но тихо, чтобы Ленька не услышал, сказал:

— Обещал, значит, верну. И избавь меня от своих плоских шуточек. Куда скажу, туда и поедешь. Рабочий день твой заканчивается после того, как отвезешь меня домой. А я прослежу, чтобы машина сразу же вернулась в гараж. Сторож мне будет каждое утро докладывать. Что-нибудь непонятно?

— Все понятно, — голосом, какого давно уже Воскобойников не слышал, ответил Гоша. — Куда едем?

— В горздрав. Товарища потом свозишь на комбайновый.

Доехали быстро, Воскобойников выбрался из машины, Ленька тоже вышел — то ли уважить хотел, то ли вознамерился обосноваться впереди.

— На завод он тебя отвезет, обратно, уж извини, не получится. Что-то у тебя не заладится, позвонишь мне.

— Спасибо, Валёк, — прочувствованно сказал Ленька.

— Это тебе спасибо.

— Мне-то за что?

— Знаю за что.

— А у тебя опять лицо такое…

— Опять какое?

— Ну, не знаю… Вроде как тогда, когда ты всех на самокате обогнал. Наташка тебя при всех чмокнула. Помнишь?

— Теперь вспомнил, — рассмеялся. — И за это спасибо.

Поднимаясь по лестнице в лечебный отдел, прокручивал в памяти перипетии той сумасшедшей гонки, минуты своего небывалого триумфа. Леньке не понять было, за что ему спасибо сказал. Что ожили благодаря Закону его, Валька, подзабывшиеся детские годы, — слишком выспренно получилось бы. Вот и та история с самокатом, тот Наташкин поцелуй…

* * *

Самокаты появились в то лето почти у всех пацанов во дворе. Поветрие вдруг такое пошло, все как помешались на этих самоделках. У одних, у кого руки половчей или помогал мастерить кто-нибудь, обычно отец, — щегольские, на хорошем ходу, у некоторых даже раскрашенные. У других — попроще, неказистые, зависело от того, какие материалы удалось найти, и от умения. Конструкция на первый взгляд нехитрая: доска на двух подшипниках да держалка-руль сверху. Но это лишь на первый взгляд. Добиться того, чтобы катил он хорошо и слушался руля, было не так-то просто. И у каждого самоката свой норов, порой неизвестно от чего зависящий. Всё будто бы правильно сделано, всё на своих местах, а заедает, спотыкается. Или вообще выходит из повиновения ни с того ни сего, править или чинить приходится.

Он тоже мечтал заиметь самокат, приглядывался к тому, как сработано у других, прикидывал, как мог бы выглядеть его собственный. Но все упиралось в дефицитные подшипники, раздобыть их стоило больших трудов. Кстати, и денег. Причем нужны были подшипники обязательно новые, не какие-нибудь заезженные, на которых разве что улиткой тащиться да скрипом людей пугать. Но верно говорят, что нет худа без добра. От той печальной истории с шапкой был один лишь прок: достались ему два хороших подшипника. Нашлись и досточки подходящие, пилой обзавелся, наждаком, кухонный нож наточил, корпел с утра до вечера, но удовлетворения, закончив работу, не получил никакого. Нет, ездить на нем, конечно, можно было, но больно уж неприглядно самокат выглядел — какой-то уродец корявый. Вроде бы не самая большая беда — главное, чтобы катил нормально, не на выставку же его, но это утешение для тех, кто не понимает. И даже не в том дело, что гадким утенком будешь выглядеть в сравнении с другими и, в чем можно было не сомневаться, посоревнуется в зубоскальстве дворовая компания. Если что-то, особенно своими руками сделанное, выглядит паршиво, то и удовольствие от него соответствующее, пусть и работает исправно. А у него и тут возникли проблемы: ход у самоката получился тяжелый, вихлялся. Лучше бы вообще не брался за него, не позорился. Не говоря уже о том, что лишний раз получил возможность убедиться, какие у него руки-крюки.