(Повести и рассказы)
Ох, вдруг какое-то объяснение выскочило из подкорки! Вспомнила, откуда привалило санитарке Наде, хрупкой, бледненькой до синевы, такое счастье: хозяин и кормилец в безмужние военные времена. Ведь воевали все подчистую. Кучером на больничной линейке был пятнадцатилетний черноглазый Колька, с которым мы резались в карты у нас на крыльце, пока бабушка собирала в сумку медицинскую хурду-мурду, чтобы ехать на окраину большого села по вызову.
А Гришу не взяли в армию по причине сифилиса. Я слышала об этом разговор мамы с бабушкой, знала, что больна и Надя, и все их дети, что им постоянно колют сальварсан и что лекарство получить из области всегда сложно. И что сифилис у них вторичный, незаразный. Поэтому я без опаски забегала к Наде в дом, поэтому и она, и Гриша работали в больнице…
Порой голод не донимал так уж люто. Вдруг мама передала из Ростова продуктовую посылку. Ее принесла бухгалтерша райздрава, она ездила в область с отчетом, мама приютила ее на три ночи, и теперь она вручила бабушке целое богатство: мешочек манки, пакет маргарина, кулечек сахару, початую баночку меда…
— Извините, — переминалась бухгалтерша в дверях, упорно отказываясь войти в комнату. — Мы три дня сидели на вокзале в Зимовниках, не могли уехать. Сыр, вот, съели. И немного меду. Я заплачу…
Бабушка машет рукой… И вот уже я уписываю за обе щеки чуть подслащенную манную кашу на воде, а в другой руке держу перед носом «Охотников за микробами», книгу, которую я знаю почти наизусть (вот почему мне все так понятно и про сифилис, и про сальварсан — глава «Магическая пуля» о Пауле Эрлихе!).
О, это чтение во время войны! О нем помнят все девчонки и мальчишки тех лет. Не по возрасту и вкусу, а что удалось раздобыть. Я в деревне перечитала по нескольку раз наши собственные книги: однотомники Пушкина, Лермонтова и Маяковского, «Маугли» Киплинга, почему-то второй том «Мертвых душ», «Черную Салли» Н. Кальма — повесть для детей о восстании Джона Брауна и, наконец, «Охотников за микробами» с отцовскими пометками на полях, с вклейкой газетного некролога, посвященного Ру. А в сельской библиотеке я разыскала третий том «Войны и мира» (почти сплошная война) и только что изданные на серой газетной бумаге, с запахом типографской краски, рассказы Мопассана. Мама вначале встала на дыбы, но увидев, что это «Рассказы о франко-прусской войне», успокоилась. Хотя в сборник были включены сомнительные для десятилетней девочки «Пышка» и «Мадемуазель Фифи». А может, ее утихомирила бабушкина любимая поговорка «Для чистого — все чисто»?
Но главная моя душевная радость тех месяцев, мое лекарство, наслаждение, любовь — «Домби и сын» Диккенса, кстати тоже без первого тома. Его дала мне почитать учительница Анна Ивановна. Почему ей это пришло в голову? Нет, кажется, я сама выпросила толстенький коричневый томик, заскочив к ней случайно по поручению какой-то школьной женщины — что-то по поводу замены, перемены, подмены.
Как же я читала эти удивительные страницы, с их особым цветом слоновой кости, особым шрифтом, просторными полями, рисунками Физа и совершенно особым миром! Если бы меня спросили, чем захватил меня Диккенс, я в свои десять лет не сумела бы ответить. Это потом, прочитав все тридцать томов и с полдюжины монографий, я узнала о его знаменитом юморе, о тонкой индивидуализации всех этих толп второстепенных персонажей, о завораживающем ритме диккенсовской прозы, об этих неповторимых описаниях места действия, которые только непосвященному кажутся похожими на подробную инвентаризацию предметов, фигур, деталей, а в действительности все появляется точно в своем месте и в свое время. Какая-нибудь паутина, чепчик, бродячая собака усиливают основной мотив, или отвлекают от него, или создают контраст, и вырастают незабываемые картины Бедлама, судебного присутствия, набережной или лавки старьевщика. Тогда же если я и могла эту гениальность оценить, то только интуитивно и как ауру, в которой существовало, торжествовало главное — любовь. Да-да, не формулируя этого словами, я именно Диккенса, а не Дюма и Стендаля (я уже прочитала «Красное и черное»), воспринимала как певца любви. Может быть, потому, что я, как и он, понимала любовь расширительно: как чувство всепоглощающее, жертвенное, направленное прежде всего на служение. Любовь могла быть к девушке, брату, отцу, дочери, другу; но только тот, кто любил бескорыстно и самозабвенно, становился прекрасным (даже нелепый мистер Туте, а тем более капитан Катль), только тот мог спастись от спрятанного в нем самом зла, как Эдит, когда узнала и полюбила Флоренс, только тот не боялся смерти, как Уолтер и маленький Поль. А самые страшные люди — это черствые эгоисты, вроде Каркера, капризные самолюбцы наподобие миссис Скьютон и иссушившие свою душу гордецы, как мистер Домби.
После «Домби и сына» мне просто необходимо было еще и еще читать о любви, говорить о любви, думать о ней. И в эти ненастные, голодные месяцы обязанности не попавшего ко мне первого тома «Домби и сына» исполняли бабушкины рассказы о любви Нюси и Андрея.
Ну, романтических эпизодов из прошлого я от нее наслышалась немало. Это и первый ее поцелуй на скамейке городского сквера средь бела дня: «вдруг перестали говорить и, как по команде, повернулись друг к другу, потянулись губами…»; мой дед в тюрьме, вознамерившийся убить лопатой того самого Мартынова, который «углубил» Плеханова, приревновав к нему бабушку; и знакомство моих родителей на эпидемии чумы. Но это все были именно эпизоды. Рассказы же о Нюсе и Андрее складывались в настоящую романтическую повесть, вроде тургеневских «Аси» и «Вешних вод», которые мне вот-вот предстояло прочесть, но со счастливым, как у Диккенса, концом.
Во-первых, о том, как Нюся и Андрей поступили в один техникум, тот самый, гидрометеорологический. Как оказались — она самой красивой девушкой, а он самым красивым парнем. И видимо, это правило всегда срабатывало: «Если двое краше всех в округе, как же им не думать друг о друге?» Как провожались до поздней ночи. Как стояли на крылечке бабушкиного домика. Как Юрий прибегал к бабушке с криком:
— Мама, что ты сидишь? Там Нюська и Андрей целуются!
Как настороженно принимали Нюсю-сироту неясно-буржуазного происхождения в благополучно-пролетарской семье Ковалевых. Как закипала в цветущем здоровьем Андрее разбуженная Нюсиной красотой и поцелуями мужская сила. Ему хотелось большего, а Нюська пищала и увиливала. И как появилась в жизни Андрея гимнастка из шапито, пахнущая ареной, смесью пота и пудры, смелая и простодушная. Как, рыдая, прибегала Нюся к бабушке:
— Тетя, он с циркачкой гуляет, все говорят.
И бабушка внушала Нюсе свои теории, что мужчины не стоят наших слез, что надо быть гордой и прочее… К счастью, здоровая женская интуиция шептала Нюсе об ошибочности теткиной философии.
Тут, правда, случился у племянницы приступ гнойного аппендицита, который отодвинул вопросы любви на второй план, а на первый выступили вопросы жизни и смерти. И пока Нюся загибалась в клинике Воронова в те далекие, безантибиотиковые времена, а бабушка возле нее дежурила, Андрей мгновенно осознал, что для него значит Нюся, а что — циркачка. И из больницы уже он помогал тетке вести племянницу домой.
А еще через пару месяцев, вернувшись с работы, бабушка застала свою воспитанницу, горюющую не по поводу потерянной девственности, а потому, что Андрей усомнился в ее порядочности и верности.
Я хорошо представляю, как бабушка с ним беседует. Из того поколения я не знала ни одного человека, который мог бы говорить на любые щекотливые темы с кем угодно одновременно смело, откровенно и тактично. И ей удалось объяснить семнадцатилетнему парню, черпавшему сведения о сексе в шпанистых компаниях, анатомическое устройство женщин вообще и его индивидуальные варианты. А также рассказать, как трагически сложилась семейная жизнь Нюсиной матери из-за того, что дедушка Миша не превозмог своих сомнений в ее невинности даже после заключения знаменитого батумского гинеколога.
К счастью для Нюськи и для самого Андрея, он бабушке поверил сразу. А может быть, дело было в том, что Андрей любил Нюсю. А дедушка Миша Шурочку Чернову — нет.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Комментарии — 0