ЛЯГУ В ДВА, А ВСТАНУ В ТРИ…

Вселяются в мою квартиру,
Идет кипучая возня.
Вселяются в мою квартиру,
Где все мое, но нет меня.

Вселяются в мою квартиру,
Заносят стулья и столы.
Прищурясь, словно транспортиром,
Дотошно меряют углы.

Несут крючки и гвозди просят,
Дабы обосноваться тут.
Хлопочут, спорят, переносят
И пол рачительно метут.

Идет моторная морока,
Старинной рухляди разбор.
И на отметине от Блока
Уже повешен «Зимний бор».

Какие-то чужие лица —
Мальчишки, дамы, старики.
Начесы, бачки и косицы,
Платки, треухи, башлыки.

Хозяйской поступью ступают,
Сдирают старенький настил,
Меня ругательски ругают
За то, что стекла запустил.

На груду хлама рот раззявя,
Пищит веснушчатый малыш:
Да кто же этому хозяин? —
И в самом деле, кто он, бишь?

Расспросят хмурого соседа
И скажет нехотя сосед,
Что был покойник непоседа,
Хоть и завзятый домосед.

Был глуповат, драчлив и весел,
Кого-то виршами уел,
Горланил, пил и куролесил,
И всем порядком надоел…

Нет, я не плачу об уроне
И легок мой прощальный лёт,
Пока надежда-чичероне
Меня в безбрежности ведет.

Нет, я не думаю о чуде
И не ищу чужой вины.
Живите, люди! Мир вам, люди!
Вы ничего мне не должны.

Я — здесь, застыл у изголовья,
Не отлучаюсь ни на миг,
Чтоб передать вам чувство кровли —
Сладчайшее из благ земных.