ЖИВИ, ГРИША!

Командир полка приказал провести на кухню телефон. Мы тогда стояли в обороне, и, отдавая такое распоряжение, полковник Киселев, очевидно, меньше всего думал о создании удобств для своего однофамильца и тезки, а больше о том, чтобы обеспечить командование связью с тыловыми подразделениями, одним из коих и была полковая кухня.

Чтобы не загружать линию, полковому повару рядовому Киселеву предписывалось пользоваться телефоном лишь в необходимых случаях. Он мог, к примеру, вызвать «Амур» и сообщить:

— Говорит «Сокол». У меня все готово.

Это означало, что на кухне (ей присвоили позывной «Сокол») поспели щи и каша и можно в установленном порядке следовать на обед.

Надо сказать, что позывные, которые присваивались подразделениям, конечно, не имели прямого смысла, иначе можно было бы предположить, что в одной батарее служат все хитрые, поскольку ее позывной «Лиса», а в другой, к примеру, трусливые, так как ее позывной «Заяц». Но довольно часто они сходились в интересные и даже забавные сочетания. Особенно хорошо это улавливалось в эфире, когда «Топор» вызывал «Ландыш», «Шакал», предварительно оповестив эфир: «Я — „Шакал“, я „Шакал“», просил «Курицу» усилить громкость, а какая-нибудь «Рулада» умоляла «Напильник» дать настройку…

С телефонной связью было проще: все на подразделения подсоединялись в одной линии, и если, скажем, «Амур» (так обозначался штаб полка) говорил с «Бузиной» (четвертой батареей), то остальные, хоть и слышали их разговор, обязаны были молчать, поскольку их этот разговор не касался…

Тут еще надо добавить, что на каждой батарее у телефона дежурил солдат. Что же касается кухни, то здесь постоянного дежурства не было; когда «Амуру» нужно было вызвать «Сокола», штабной телефонист давал продолжительный сигнал зуммером, и, заслышав его, Гриша брал трубку.

Как-то, взяв трубку, Киселев услышал настойчиво повторяемое: «Сокол»! «Сокол»! «Сокол»!.."

— «Сокол» слушает, — мигом откликнулся Киселев, лишь во второе мгновение осознав, что голос у «Амура» женский.

— Как слышите? — спросил голос.

— Хорошо, — ответил Киселев, полагая, что сейчас он вступит в непринужденную беседу с незнакомой телефонисткой.

Но «Амур» сказал только: «Проверка связи», дав понять, что никаких бесед больше не будет…

За обедом от связистов пришел ефрейтор Фоминых. Когда Гриша наполнил котелки, он протянул еще один, трофейный плоский котелок и сказал:

— А сюда отдельно, на одного человека…

— Это на кого?

— А тебе какое дело? Сколько положено столько и давай.

— А все-таки, на кого?

— На телефонистку…

— Впервые слышу, — как можно безразличнее сказал Гриша и добавил: — Кто же это такая?

— Вчера прибыла. После госпиталя. Красавица. Увидишь — умрешь. Анечкой зовут…

В груди у Гриши что-то дрогнуло…

— А фамилия?

— Знаешь, не успел спросить…

— А нельзя, ли, чтобы она сегодня пришла за ужином?..

— Вот здорово! У нас одна девушка — и вдруг она нам будет котелки носить… Ничего, брат, не выйдет. Да и потом, она на тебя внимания не обратит.

— Почему же?

— Личность у тебя невыразительная. Да и наград никаких.

— Это у меня-то невыразительная личность?

— Ну да.

— А у тебя, курносого и рыжего, что, очень выразительная? Как только она тебя терпит, эта Анечка?

— А вот и терпит.

— Потому что не присмотрелась еще внимательно… А знаешь, Фоминых, я догадался, почему ты ей не противен…

— Почему?

— Да потому что ты не иначе как в противогазе с ней видишься. А маска — что? На ней ни морщин, ни рыжих твоих волос, ни носа пуговкой…

— А у нее самой нос пуговкой…

— Правда? Это очень симпатично, — рассеянно ответил Киселев, что-то вспоминая. — Знаешь, Фоминых, передай-ка ей привет. Обрисуй меня: мол, такой статный, широкоплечий, словом, симпатичный. А насчет наград скажи ей стихами: «Не смотри, что на груди, а смотри, что впереди…»

— Сам сочинил?

— Чудак, это я в газете вычитал.

— А ты-то при чем?

— Ну, передай ей: мол, парень себя еще проявит. И не забудь назвать меня по имени отчеству и фамилии, — напомнил ефрейтору Киселев.

— Передам, — пообещал Фоминых и ушел.

Вечером от связистов за ужином пришел другой солдат, но, протянув Киселеву котелки сказал многозначительно:

— Григорий Максимович, вам — персональный привет…

— Спасибо, — обрадовался Гриша и добавил: — Амур, — так и не объяснив, что сие значит: то ли он просто повторяет позывные штаба полка, то ли еще что-то…

О том, что на коммутаторе штаба дежурит новенькая, узнали во всех батареях. Видеть ее никто не видел, но именно поэтому личность ее сразу оказалась овеянной легендами. Знали, что она прибыла из госпиталя, после ранения. Кто-то сказал, что ее ранило, когда она выносила из боя любимого лейтенанта. Другой внес поправку: лейтенант, мол, и верно был любимый, но не ее, нашей новой телефонистки, а другой девушки — санинструктора. Все эти разговоры шли, как правило, вблизи Гришиной кухни, в пределах слышимости, но Киселев помалкивал и не отвечал на многочисленные и вопросы солдат, отчего личность телефонистки окутывалась еще большей романтической тайной…

Замечу лишь, что с момента ее появления в полку резко возросло число лиц, добровольно желавших подежурить ночью у телефона. Не дремал и Киселев: он до боли в ушах вслушивался в ее голос. В иной момент ему казалось: она. Но Гриша тут же охлаждал себя: ну, разве мог он запомнить голос Федотовой, если слышал от нее какие-то пять-десять слов, да когда это было?..

«Разведывательная» деятельность дежуривших у телефона солдат оживлялась в ночное время, когда возможности нарваться на начальство было меньше. Именно в ночное время то «Бузина», то «Динамит», то «Лопух», то «Днепр», одним словом, каждый дежуривший у телефона солдат, пытались вступить в переговоры с «Амуром». Но так как посторонние беседы по телефону были запрещены и полагалось ждать, пока тебя вызовут, начинали с проверки связи.

— «Амур», — басил «Динамит», — как слышите?

— Хорошо слышу. А кто это?

— Толя Бугорков…

— Меня не интересует, Толя вы или Леша. Ваш позывной?

— «Динамит», — спохватывался Бугорков и умолкал, пристыженный.

Но не все были столь застенчивы, как Бугорков с «Динамита».

— «Лопух», — вызывал женский голос.

— «Лопух» слушает,—отзывался дежурный.

— Я вас плохо слышу.

— Это, наверно, потому, что вы думаете не обо мне, а о другом…

— Прекратите посторонние разговоры. У вас есть запасной микрофонный капсюль? 3амените.

— Да он и не знает, что такое капсюль, — отзывался с другого конца провода «Днепр».

— Это кто — Логинов с «Днепра»? — узнавал дежурный «Лопуха» неожиданно возникшего на проводе корреспондента.

— Ага, Логинов. А ты лопух был, лопухом и останешься…

— Прекратите болтовню, — требовала телефонистка.

Но не так-то просто было угомонить молодых ребят, которым полагалось молча бодрствовать до рассвета.

Киселев в такие перепалки не вступал. Во-первых, потому, что был дисциплинированным. Во-вторых же, потому, что не хотел показаться «Амуру» навязчивым. И все же однажды он не выдержал. Как-то ночью Алексей Новиков, дежуривший на «Днепре», узнал по голосу своего земляка — курянина Ваню Попова с «Бузины».

— «Бузина», — тихо окликнул Новиков, — ты меня слышишь?

— Слышу, земеля.

— Ты знаешь, сон мне вчера приснился. Не скажешь, к чему это?

— Ну, давай, рассказывай…

— Иду это я, значит, по траншее. А тут откуда ни возьмись — старшина Савченко, помнишь, был у нас? Сухарь такой… зануда.

Гриша Киселев, державший трубку возле уха, чуть не подпрыгнул, услышав такую оценку своему бывшему начальнику. Но промолчал…

— Так вот этот самый Савченко и говорит мне: «Новиков, вы знаете, что к нам прибыла новая телефонисточка?» — «Не знаю», — отвечаю ему. «Плохо несете службу, говорит. Как же вы могли проворонить такое чудо. Это же Любовь Орлова! За потерю бдительности я вам объявляю три наряда вне очереди…»

В этот момент в подсоединенных к линии телефонах раздался смех.

— Я — «Амур». Прекратите посторонние разговоры, — потребовала телефонистка.

Но на линии лишь грохотало на разные лады: «Ха-ха-ха!» — «Хо-хо-хо!» — «Хе-хе-хе!»…

И тогда Киселев не выдержал. Он нажал клапан микротелефонной трубки и, слегка изменив голос, сказал:

— На линии Киселев. Телефонист с «Днепра», передайте командиру, чтобы он вас сменил и больше к дежурству не допускал. Надеюсь вы поняли почему?..

— Понял, — упавшим голосом произнес Новиков.

— «Амур», — продолжал Гриша, — посторонние разговоры по телефону пресекать самым решительным образом. Ясно?

— Ясно, — растерянно ответила телефонистка.

— У меня все, — заключил Гриша, втайне удивляясь, как это он отважился воспользоваться тем, что они с командиром полка однофамильцы…

А новенькая телефонистка, как потом выяснил Гриша, только имя носила такое же, как и Анечка Федотова. Фамилия же ее была Левченко…