ЖИВИ, ГРИША!

Конец войны застал нас в Чехословакии — по радио прозвучал сигнал: Прага восстала! Прага зовет на помощь! Торопились части разных фронтов. И те, которые еще до этого тревожного призыва были нацелены непосредственно на столицу Чехословакии, и те, что действовали на других направлениях.

Так 9 мая 1945 года наш полк занял огневые позиции вблизи Праги. Несмотря на то, что высшее гитлеровское командование в поверженном Берлине уже подписало акт о безоговорочной капитуляции, здесь, в Чехословакии, группировка немецких войск под командованием генерал-фельдмаршала Шернера еще сопротивлялась.

Мы, как и всегда, готовились к встрече с фашистскими танками, но командир полка предположил: не исключено, что немцы будут атаковать небольшими группами. Нам выдали дополнительный запас патронов для автоматов, гранаты; сержанты напомнили правила ближнего боя. Было усилено сторожевое охранение. Так прошли сутки. А потом стало ясно: и эти, недобитые, фашисты капитулировали!

Новость эту принес к Гришиной кухне полковой связист Фоминых. Он же прокомментировал действия генерала Шернера:

— Кто там у них за Гитлера остался, наверно, вломит этому генералу за невыполнение приказа. Раз капитуляция — значит, сдавайся. А он воюет…

— Кто же ему вломит? — возразил Гриша.— Немецкое командование уже все сдалось, оно над ним власть потеряло…

— Выходит, так это ему и сойдет? — не соглашался Фоминых. — Хорошо, у нас в полку никого не убило. А в других, наверно, не один погиб, хотя уже объявлена Победа… Вот обидно!..

— Еще как, — отозвался Киселев.

И здесь произошло непостижимое: рядом с кухней рванул прилетевший откуда-то снаряд.

— Вот гады! — проговорил Фоминых.

А Гриша ничего не сказал: он лежал возле своей «катюши», а на белой поварской куртке, которую он надел, впервые не боясь нарушить маскировку, чуть повыше правого кармана, расплывалось кровавое пятно.

— Гриша! Гриша! Гриша! — тормошил Киселева рядовой Дуля.

Кто-то закричал:

— Бегите за «санитаркой»!

Подбежал, расталкивая всех, санинструктор сержант Рябцев. Расстегнул гимнастерку на груди у Киселева, прижался ухом и, уловив слабые удары сердца, прошептал:

— Дышит…

Подъехала, резко тормознув, санитарная машина. Рябцев рывком выдернул из нее носилки. Мы осторожно подняли Гришу и положили на брезентовое ложе.

Рядовой Дуля помог санинструктору затащить носилки в машину. Рябцев сел рядом на откидном сиденье.

— Я тоже… — сказал Дуля, и санинструктор не смог ему возразить.

— Живи, Гриша!.. — тихо сказал кто-то, все услышали эти слова.

— Живи, Гриша!.. — вразнобой повторил мы…