НА ПРАВАХ РУКОПИСИ

4

Светло, как там. На Марсе плакал кот.
Наплакал океан и заморозил
себя во льду сухим, совсем бесслезным
рисунком — фигуристам на каток.

Светло, котам всё видно и во тьме,
но так — видней, и видят — мир подлунный
и валуны деревьев в блеске лужи
и в контурах бушующих теней.

А если закатить глаза до лба,
то видно день — когда-то наступивший
на четвереньках из четверостиший
и детский бело-сине-белый бант,

воздушный шар, спустивший с потолка
завязочки, как ноги и как косы,
кусочек дня (весна там или осень —
понять нельзя. Как минимум, пока),

двух человек, терзающих рояль —
наперебой — смеющихся и молча
идущих к чаще, комаров, чьих полчищ
не перебить ни ро`ясь, ни роя`сь.

И больше ничего. Точнее — всё.
Да, это всё, что в памяти осталось
под желтой костью. Детство — это старость,
тот для нее оставшийся кусок

него. В него и пустится душа,
косичку заплетя под звуки клавиш.
Как хорошо, что шара не исправишь —
воздушного, земного, ай да шар!