ЗАМЕТКИ ПРОВИНЦИАЛА

В 1993 году Министерство иностранных дел, образования и культуры Франции организовало европейский конкурс эссе имени Жан Жака Руссо, о чем оповестило россиян через «Литературную газету». Тема — та же, что задавалась Академией Дижона в 1750 году: «Способствует ли возрождение наук и искусств очищению нравов?» Ваш покорный слуга дерзнул принять участие в конкурсе, победителем почему-то не оказался и теперь осмеливается представить свой, более, чем скромный, труд на ваш суд, уважаемый читатель. Автор этой заметки осознаёт, что имеет пред великим философом ничем не заслуженное преимущество — возможность взглянуть на те же проблемы с дистанции почти в два с половиной столетия.

Помнится, в одном фантастическом рассказе человек, попавший в прошлое, случайно убивает бабочку, а когда возвращается обратно — в своё время, находит мир очень изменившимся. Смысл ясен: всё в мире взаимосвязано, хоть не всегда возможно увидеть связующие нити. Наличие зависимости между развитием наук и искусств (назовём эту пару для краткости прогрессом) и нравственностью отрицать глупо. Вопрос в том, какова эта зависимость?

Вывод о пагубности воздействия прогресса, сделанный Руссо в его «Рассуждении о науках и искусствах», конечно же, парадоксален. В отношении науки действует и пока не опровергнута следующая цепочка причин и следствий: наука — техника — экономика — повышение уровня жизни — общий рост образованности и информированности — преобразование физического труда в труд преимущественно интеллектуальный.

Для искусства, которое, как известно, алгеброй поверить нельзя, подобную цепь выстроить гораздо труднее, скорее всего — невозможно. Но общество почему-то традиционно, отметим это, признаёт необходимость развития и в этой области. Складывается ситуация, про которую учёные говорят: «В настоящее время вопрос совершенно ясен, что говорит о его малой изученности».

Разумеется, невозможно сбросить со счетов наихудший вариант развития взаимоотношений пары «прогресс — нравственность» — гибель человечества и вместе с ним самой нравственности, как следствие случайности, чьей-то злой воли или сумасшествия — ещё одной крайности. Касаться этого случая не будем, ибо это — тема отдельного разговора.

Заметить, что связаны между собою наука и искусство самым непосредственным образом достаточно легко: наука предоставляет новые материалы для скульпторов, новые красители для живописцев, инструменты для музыкантов, изобретает новые формы искусства — кино, голографию… помогая тем самым добиться максимального воздействия на эмоциональный мир человека. Искусство не остаётся в долгу, в свою очередь, создавая новые произведения, воздействуя на воображение учёных и побуждая их к действию. Таким образом, вряд ли можно говорить об одностороннем, «чистом» воздействии на нравы какой-либо одной из составляющих этой пары.

Почти два с половиной столетия, прошедшие со дня появления труда Руссо, сама история ставила эксперимент, словно для того, чтоб мы легко смогли проследить, каково всё-таки влияние прогресса на нравственность? Оказалось, что страны, где науки и искусства поощрялись, безусловно, выгодно отличаются от остальных во всех смыслах.

Но, хотя результаты воздействия прогресса увидеть легко, сам процесс настолько нелинеен, что характер его определить достаточно сложно. Попытаемся же хоть как-то приблизиться к истине.

Конечно, с тезисом Руссо, что в «естественном состоянии» все люди некогда были свободны и равны, согласиться трудно. Социологи утверждают, что в любой группе особей обязательно наличествует лидер и, следовательно, отношения «лидер — ведомые», освящённые рядом законов-запретов, существует своя иерархия, «суверенные» территории, на которые члены другой группировки не посягают и т. д. Как известно, человек — животное стадное, и если в «естественном» состоянии люди жили племенами, меж ними действовали законы племени. Получается, что свободными и равными одновременно люди быть не могут именно потому, что они — люди, то есть существа, которые не в состоянии жить изолированно друг от друга.

Далее Жан Жак Руссо приходит к выводу, что основанием неравенства служит частная собственность. Но только ли она? Стоит, пожалуй, вспомнить, что величина частной собственности есть производная от физических и интеллектуальных способностей человека. Глупые и ленивые состояний не сколачивают. О, сколь прекрасная и желанная, столь и несбыточная фата-моргана равенства! Даже теоретически — де-юре, невозможно уравнять права докера и члена парламента, полицейского и задержанного им преступника, гражданина страны и проживающего в ней нелегально. Что же тогда сказать о возможности осуществления равенства де-факто, если люди, вдобавок, с рождения отличаются друг от друга ещё и полом, достатком семьи, способностями, характером, здоровьем?!

«Не есть ли стремление к равенству в мире социальном та же энтропия, та же гибель социального космоса и культуры в равномерном распределении тепловой энергии, необратимой в энергию творящую культуру?!» — писал Н.Бердяев. Остаётся только согласиться с его выводом, в котором блестяще сформулирована искомая нами мысль: «Свобода — это право на неравенство».

Из сказанного очевидно, что абсолютная свобода, как и абсолютное равенство, являются трансцендентными величинами одного порядка и сожалеть об их отсутствии в реальной жизни совершенно бессмысленно.

В нормальном демократическом обществе благополучие личности и степень её свободы определяется величиной собственности, которой эта личность владеет. Предвижу возражение, что кроме тривиальной свободы передвижения есть ещё тайная свобода, о коей писал поэт — свобода мысли, духа. Но ведь никто не станет отрицать, что у человека, лишённого свободы перемещения — например, сидящего в тюрьме, формы выражения этой тайной свободы (и мысли, и чувства) всё-таки впрямую связаны с местом его пребывания: в тюрьме, на морском берегу, в компании друзей одному и тому же человеку в одно и то же время придут совершенно разные мысли, и чувства он испытает тоже совершенно разные.

Итак, всё же — частная собственность. И хотя один из величайших умов двадцатого столетья — А. Эйнштейн, в своей статье «Почему нужен социализм?» продекларировал, что «стремление к личному благосостоянию достойно свиньи!», нам остаётся принять это высказывание как личное мнение и только. Известно, что в своём отрицании собственности учёный доходил до смешного — ходил без пояса, носков, носил свитер, продранный на локтях и т. д. Отнесём это на счёт его экстравагантности, чудачеств, которые он мог себе позволить. Пример нашего многострадального государства слишком наглядно показал, что получается, когда всё ставится с ног на голову и на первом месте оказывается благополучие страны, а на последнем — её гражданина.

Кстати, эти отношения прекрасно иллюстрировала даже такая, казалось бы, мелочь, как порядок написания адреса на конверте. В «нормальных» странах он таков: имя и фамилия, собственно адрес — улица, дом, а потом уже страна. В нашей — всё наоборот: страна, адрес, и только в конце — имя и фамилия.

Пойдём дальше. Независимо от того, является ли человек созданием Творца, произошёл ли он в результате эволюции от обезьяны или, вообще, он потомок неких инопланетных предков, биологической его природы, которую Руссо просто не мог учитывать, не обойти. Так вот, наблюдения современных этологов (этология — наука, изучающая поведение людей и животных, обусловленное инстинктами) говорят о том, что у человека существует биологическая потребность в личной собственности, как воплощение одного из врождённых инстинктов. Посему в системе «личность — общество» человека следует рассматривать не только как Божье или инопланетное создание, но и как животное, отличающееся от других животных только наличием разума.

Хотя, честно говоря, не знаю, насколько способность делать логические построения по большому счёту можно называть разумом? Ведь неразумные животные все вместе за миллионы лет существования не нанесли планете такого вреда, какой нанёс якобы разумный человек всего за последние полтораста лет.

Попробуем разобраться, какие же черты присущи этому разумному животному?

Само собой разумеется, что каждый вид животного мира должен обладать определённым запасом (потенциалом) консервативности, в противном случае представители вида из-за чрезмерной активности рискуют попасть в такую ситуацию, которая природой для них не предусмотрена, и к которой, следовательно, они не подготовлены. В результате вид просто исчезнет с лица земли.

Прогресс же постоянно и радикально изменяет окружающий нас мир: общественные отношения, ритм жизни, характер труда, а человек остаётся прежним — тем же, что и тысячи лет назад. Общество, состоящее из таких потенциально консервативных разумных животных, любое новшество, естественно, встречает настороженно. Оно подобно персонажу анекдота: вытащили его из глубокой лужи, думали — тонет, а он обижается, поелику здесь, в луже, оказывается, живёт. Когда же избежать перемен невозможно, мы стараемся принять их с минимальными затратами как физической, так и духовной энергии. Сберегающая нервные клетки пословица: «Что делается, всё — к лучшему,» — чудесное тому подтверждение. Что касается приспособляемости, то тут у человека перед другими животными явное преимущество, поскольку те привыкают к новой обстановке только за счёт приобретённых рефлексов. В то время, как человек обладает ещё способностью и оправдывать себя во всем, что бы ни сделал, и убеждать себя в том, что происходящее с ним есть наилучший вариант развития событий (смотри вышеприведённую пословицу). Способность эта является, по всей видимости, одним из проявлений инстинкта самосохранения.