И ТОЛЬКО МУЗЫКА ЛИСТВЫ ДОЖДЯ И ВЕТРА…

Ликует то ль птичий, то ль ангельский хор,
лютует звериная сила инстинкта —
такая заезженная пластинка,
а, надо же, в моде ещё до сих пор.
И ноги резвее ступают, и высь
светлёхонька и до того совершенна,
что губы готовы, как ни крепись,
расплыться нелепо в улыбке блаженной.
Видать, укороту для глупости нет,
ей мало похвального слова Эразма,
и Божии твари, и злаки на свет
влекомы заветной звездою оргазма.
Не чувством, что движет, как верил поэт,
светила и солнце, но — тягой, влеченьем,
желаньем и только, которых с вечерней
прохладой иль завтра простынет и след.

Так пылкий любовник порой спозаранку,
забыв без остатка свой давешний пыл,
глядит на простёртую рядом вакханку,
чьё имя он напрочь к рассвету забыл.
Природа хмельна. И мы все с нею вместе
участвуем в оргии этой высокой,
как пахнут тяжёлые гроздья созвездий
лозой виноградной, набухшей от сока!

В борьбе с естеством не сносить головы.
Пусть мутное после наступит похмелье,
но кто же поверит сейчас, что, увы,
пьянящей романтики высохнет зелье,
и нет ничего, кроме блеска блесны,
в глазах вечно юной старухи весны?