ГОЛОСА, КОТОРЫЕ НЕ ОТЗВУЧАЛИ

* * *

«Наше местное издательство «Тривиум», выпустив несколько книжек павлодарских авторов, к сожалению, прогорело и самоликвидировалось. Высылаю Вам (в виде образца) одну из последних книжек. А вот в Целинограде вышел в свет беспрецедентный том «О.М. Брик». Постараюсь достать его для Вас.

С Г. А. Скороходовым не контактирую, но адрес его знаю:113 405, Москва, ул. Газопровод, 19, корп.1, кв. 15, тел. 381−78−90. Полностью согласен с Вашей высокой оценкой его деятельности. Но хотелось бы, чтобы он меньше «фантазировал» в угоду времени (например, история поисков кинокадров, запечатлевших Г. Виноградова) — он ведь отлично знает, что существует киноролик, где знаменитый певец в течение 10−12 минут рассказывает о «Школьном вальсе»; или история о том, как Л. Орловой запретили петь «Песню о Родине»; об истории с Лебедевым-Кумачом уже не говорю. Что же касается его профессионализма, то он — блестящий тележурналист. Всегда рад видеть его на экране. Кстати, он кандидат наук, защитил диссертацию по творчеству Михаила Кольцова. Следовательно, понимает, что наука не терпит подтасовок. Зачем же нужны эти бесчисленные подтасовки на конвертах и этикетках пластинок? Пластинки-то прекрасные и очень нужные. В сущности, Скороходов совершил гигантское дело, воскресив лучшие образцы бытовой музыки прошлых лет".

* * *

«Вы знаете, почему я так упорно стремлюсь обнародовать письма Дунаевского, в том числе „запретные“? Чтобы пробудить общественный интерес к его яркой, уникальной личности. Только таким путём можно вернуть сегодня „Песню о Родине“ и „Марш энтузиастов“. Если музыка Дунаевского будет восприниматься сквозь призму его писем, то умолкнут разговоры о прославлении сталинского режима: откроется высочайший интеллект композитора, люди прикоснутся к его душе, к его радостям и страданиям. А ведь при большой степени близорукости человек видит плохо не только вдаль, но и вглубь».

28 июня 1995 года

«Дорогой Эдуард Григорьевич!

В предыдущем письме я рассказал Вам не всю правду о задуманном мною деле. Я не только проинформировал «Музыкальную жизнь» о вашей поэме, но и подготовил к печати фрагменты 1-ой и 6-ой глав, снабдив их вступительной заметкой. Главное, что повод был удобный: 30 января — 95-летие Исаака Осиповича, 25 июля — 40 лет (подумать только!) со дня его смерти. Редактор отдела Татьяна Александровна Лебедева, чудесная женщина, сделала всё возможное, чтобы материал был опубликован. Прилагаю ксерокопию 1-ой страницы её письма, чтобы Вы в этом убедились. Увы, все её старания пропали даром. Конъюнктурщик Я.М. Платек (главный редактор), прославлявший прежде соц. реализм в музыке, сегодня сделал ставку на левых экстремистов, и мой материал не оказался созвучным статьям, напечатанным в предыдущих номерах. А в предыдущих номерах была серия статей В. Фрумкина, в которых советские песни уподоблялись песням фашистской Германии. Кстати, и сам господин Платек опубликовал в «МЖ» эссе о Солженицыне, процитировал его слова о «глумливой песенке» — «Песне о Родине». Но этого показалось ему мало, и он добавил: «Патриотическая запевка сталинско-ежовских тридцатых». Вы думаете, это всё? Нет. Главку, где идёт об этом речь, Платек назвал «Строить и жить помогает?», а эпиграфом взял слова Солженицына: «Нагудели бездарных песен» (!).

Можно ли после этого считать его музыкантом? А ведь в его руках — единственный массовый музыкальный журнал России.

Что касается Александра Исаевича, то его, по-моему, сгубили две вещи: 1) Необычайное самомнение и 2) Неизжитое мироощущение лагерника.

Конечно, «Матрёнин двор» будет жить до тех пор, пока будет жива русская литература, но психология озлобленного лагерника портит его лучшие создания".

* * *

«Вашу поэму, дорогой Эдуард Григорьевич, я буду продолжать пропагандировать. Она лирична и грустна — и в то же время клокочет радостью жизни. Только так и можно было написать о Дунаевском.

Между прочим, Ольга Григорьева, чьи стихи Вам понравились, задумала использовать мой материал в областной газете «Звезда Прииртышья» — она там заведует отделом культуры. Двухтомник «Эха» (альманах Ростовской региональной организации Союза российских писателей — Э.Б.) — благодарю за роскошный подарок! — кочевал по всей редакции: ведь мы уже давно не видели «толстых» российских журналов и альманахов. Лично на Ольгу Григорьеву огромное впечатление произвели стихи Леонида Григорьяна. Ну, а я лишь только собираюсь засесть за изучение двухтомника, поскольку мне его возвратили совсем недавно.

Зато сразу же прочитал книжку стихов Даниила Долинского «Из недосказанного». Мне очень приятно было получить сборник с авторской подписью, и вдвойне приятно, что это получилось нежданно-негаданно. Расстроился лишь оттого, что из двадцати его книг ко мне попала только эта одна. А стихи прекрасные: при некоторой витиеватости — абсолютная простота и скромность в выражении «недосказанного». Установка на воспроизведение обыденного реализуется широко, универсально (а звучание стиха не трибунное, а камерное). «Двор» функционирует как сердечно-сосудистая система, а переносы фраз, не умещающихся в стихотворных строчках, мне напомнили пушкинское «Вновь я посетил…» (хотя у Пушкина стих белый): тот же «разлив» пятистопного ямба, где всё взаимодействует. (Это замечание, Эдуард Григорьевич, я бы отнёс и к Вашей поэме; «Билась птица в небе»). Ну, а классический пример у Долинского, где «недосказанность» говорит больше сказанного — это «Ах, юдофобы, русофобы…»

Я знаю, что Даниил Маркович в этом году отмечает (или уже отметил) своё 70-летие. Прошу передать ему мои искренние поздравления. Убеждён, что в своём поэтическом творчестве он по-прежнему идёт солнечной поляной, а не осенним лесом. Посылаю Вам и ему по экземпляру «Простора» (журнал, издающийся в Казахстане — Э.Б.).

С удовольствием прочитал Ваши записи о В.К. Жаке. Как поэта я его не знаю, но из Ваших записей понял, что общение с ним возвышало душу. Очень рад за Вас!"

* * *

«Ваш вопрос о причине разрыва Александрова и Дунаевского. Инициатором разрыва был Александров. Его раздражала могучая архитектура музыкальной драматургии Дунаевского, из-за которой он, Александров, оставался в тени. После смерти композитора он сказал много хороших слов о нём, но при жизни доводил его рассуждениями о необходимости делать музыкальную драматургию более „серьёзными средствами“. Как Вы понимаете, это была чистейшая демагогия, за которую он прятал свою зависть. Ну, а Орлова… Для неё Александров был Богом, и этим все сказано. В 1966 году у меня состоялась довольно длительная беседа с ней — об этом я Вам когда-нибудь расскажу. В общем, за разрыв с Дунаевским Бог жестоко наказал их обоих: композитор продолжал создавать музыкальные шедевры, а они потерпели полнейший крах в кинематографии. Очень грустная история!»

25 сентября 1995 года

«С удовольствием прослушал передачу Елены Остроумовой. Правда, я не понял, почему фокстрот из „Белой акации“ она воспринимает как „предвестие“ джазовой музыки (ведь фокстрот сочинён не в 20-х годах, а в 1955-м), но это — мелочь. Главное, что передача сделана с точным эмоциональным настроем, а логика рассуждений гармонирует с пленительной душевностью. Прошу передать Елене Остроумовой мой привет и искренние пожелания успешно защитить диссертацию (было бы интересно узнать тему). Прилагаю давний номер журнала „Советская музыка“ со статьёй о „Песне о Родине“, где подергается сомнению миф о 37 вариантах. Продолжение писем Дунаевского высылаю Вам и Д.М.Долинскому, а Григорьяну — оба номера».

* * *

«…я глубоко тронут тем, что мой скромный труд вызвал интерес у Вас и у Ваших друзей, замечательных поэтов, поразивших меня тончайшими оттенками своей духовности. Роман А. Камю «Падение» я читал в переводе лишь Н. Немчиновой. Если не сложно, сообщите мне, пожалуйста, год и номер «Нового мира», где опубликован перевод Григорьяна. Я его здесь найду и прочитаю.

Всего Вам самого доброго и радостного!"

30 марта 1996 года

«Пробыл целый месяц в Москве и Петербурге. Потом сразу же в Акмолинск. А затем — снова в Москву. Все эти мытарства были связаны с выпуском моей второй пластинки „Кирпичики“ (Антология русского городского фольклора за 100 лет). Метался я между Москвой и Петербургом потому, что вначале был заключён договор с Ленинградским заводом грампластинок. Но прессовочный цех не работает там с июня прошлого года, и неизвестно, когда заработает. На заводе — полнейшая разруха: не действует отопительная система, люди сидят за рабочими столами в шубах и валенках, согреваются горячим чаем — в общем, всё это похоже на блокадную обстановку. Пришлось заключить новый договор — с Апрелевским заводом. Это единственный завод на всей территории СНГ, который, наряду с лазерными дисками, продолжает выпускать (правда, в ограниченном количестве) виниловые пластинки. Должен Вам сказать, что мои спонсоры были вначале настроены на лазерный диск. Но я всеми силами (порой прибегая к казуистике) добился согласия на уже немодную грампластинку. Конечно, здесь в определённой степени сказался мой „консерватизм“. Но главное заключается в другом: программа пластинки предназначена для той категории слушателей, у которых сохранились старые проигрыватели и которые не в состоянии обзавестись музыкальным центром. Думаю, что к 1 мая пластинку отпечатают (разумеется, если не вмешается какое-то „вдруг“) и Вы, дорогой Эдуард Григорьевич, будете её иметь».