ГОЛОСА, КОТОРЫЕ НЕ ОТЗВУЧАЛИ

Начальник Управления генерал Г. И. Кольцов давал е6му пояснения.

Высокий гость, бегло осмотрев стенды, резко остановился у кафедры, где начальник киногруппы нашего отдела Ю.Л. Грабовецкий, настроив японский видеомагнитофон «Националь» и кинокамеру, начал снимать именитого гостя.

Юрий Михайлович, резко повернувшись к Геннадию Илларионовичу, задал ему вопрос с бухты-барахты:

— Вы сюда, по-видимому, собираете замполитов, чтобы откручивать им головы!

— Никак нет, — оправдывался начальник Управления, — мы здесь проводим занятия школы оперативного мастерства, семинары, оперативные совещания, лектории, занятия по линиям служб. Но Юрий Михайлович не слушал его. Он багровел и, на глазах нас, подчинённых, продолжал отчитывать начальника УВД:

— Вы приказы читаете? Вас жареный петух ещё не клевал?

Отчитывает, а сам смотрит в кинокамеру: как он выглядит, когда отчитывает. А товарищи Лаврентьев, Иванов, Пивоваров, стоящие неподалёку, как хор в древнегреческой трагедии, повторяли:

— Правильно… правильно…

Наконец и это надоело Юрию Михайловичу. Он не пожелал осматривать ни технические средства пропаганды, ни кабинеты связи, криминалистики.

— Идёмте, — сказал он, — пора начинать Коллегию — нас ждут офицеры, — и, круто развернувшись, сопровождаемый свитой, ринулся из зала.

Ко мне подбежал перепуганный и взволнованный Юрий Юрьевич Миценко.

— Тебе что, новый галстук купить?

— Нет, спасибо, сам куплю.

А ведь я всё время ходил в этом галстуке, и он ничего не замечал.

Я закрыл двери учебно-методического комплекса, поднялся в зал коллегии, а там сыр-бор, траур. Юрий Михайлович все время обрывал Кольцова. Доклад, подготовленный штабом, его не устраивал, сам начальник штаба тоже раздражал его. Он то и дело поднимал Вадима Степановича Сорокина: не нравилось, как тот сидит, вызывали сомнения данные документооборота. А тут ещё сведения по медвытрезвителям, указанные в докладе, разошлись с данными МВД СССР. Пришлось поднимать с места начальника отдела медвытрезвителей Петра Изварина, и его «уточнение» вывело из себя Юрия Михайловича:

— Ты предал генерала! — отчитывал он Изварина. Тот оправдывался: он же начальник службы и должен лучше знать цифры, касающиеся его участка работы.

Когда я подошёл к залу коллегии во время небольшого перерыва, то увидел совершенно деморализованного начальника отдела по политико-воспитательной работе В.И. Бачурина. Лицо его было зелёным, в тон защитного цвета гимнастёрки. Он дрожаще-упадническим голосом произносил:

— Сейчас меня… сейчас меня…

Это значило, что сейчас его поднимут выступать…

Он зря волновался: туча, не успев потемнеть, пронеслась над его головой. Юрий Михайлович ему, как политработнику, «родной душе», начал подбрасывать вопросы-поддавки:

— Каким бы вы хотели видеть замполита?

И тот, заикаясь, отвечал, как на выпускном экзамене: «политически грамотным, владеющим психолого-педагогическими навыками»… И всё в таком же духе. Юрий Михайлович поощрительно кивал головой.

Ему польстило, когда начальник Управления уголовного розыска Б.Г. Евликов сказал, что назначен на должность приказом, подписанным лично им, Юрием Михайловичем. Но очень озадачила просьба ввести в штаты УУР замполита.

Чурбанов с удивлением посмотрел на своего назначенца:

— Сколько я езжу по стране, первый раз сталкиваюсь с такой просьбой. У вас есть ОПВР — вот вы и решайте с ним вопросы!

Юрий Михайлович неожиданно заговорил об ответственности и тяжёлой доле работника милиции:

— Смотри, чтобы тебе нож в спину не всадили, а спереди прокурор не прихватил.

Пророческие слова о прокуроре сбылись для него через несколько лет, когда к власти пришёл Горбачёв. Но в то время он ещё твёрдо сидел на коне и то и дело обрывал начальника УВЛ, поучал, поправлял, направлял. Потом спохватился:

— Мы не слишком ли жёстко ведём коллегию?

— Да нет, ничего, — успокоил его Геннадий Илларионович.

Подходило время обеда, на что намекали Юрию Михайловичу радушные хозяева города.

— Я не хочу обедать, — капризничал министерский посланец, — вы ведь так накормили меня… Давайте работать!

Вот так и вёл коллегию Юрий Михайлович Чурбанов. А о кабинете передового опыта сказал:

— У вас там прекрасный учебный центр… Вот и воспитывайте, и обучайте личный состав.

После таких поистине знаменательных слов фортуна нежданно-негаданно повернулась ко мне лицом. Позабыв про мой злополучный галстук, меня из и.о. начальника оргметодического отдела по передовому опыту перевели в начальники.

Юрий Михайлович помог.

* * *

— Какой же это был невоспитанный человек, — говорил мне Борис Иванович Головец, бывший секретарь горкома КПСС. Встретились мы на похоронах Степана Григорьевича Васецкого, нашего общего знакомого. А у меня были фотографии, сделанные Юлей Грабовецким: Иван Афанасьевич Бондаренко почтительно открывает дверцу автомашины, куда должен проследовать зять Генсека. В облисполкоме, где состоялся партийно-хозяйственный актив области и где Юрий Михайлович по чужой шпаргалке, заикаясь, произносил какие-то истины и ставил задачи, Иван Афанасьевич с дрожью в голосе говорил в своей заключительной речи, обращаясь к почётному гостю:

— Передайте нашему дорогому Леониду Ильичу, что ростовская партийная организация сделает всё, чтобы выполнить исторические решения XXVI съезда парии!

Когда осмелевший Г. И. Кольцов зашёл в присутствии Чурбанова в кабинет к Бондаренко, чтобы везти «Его сиятельство» на какое-то празднество, Первый секретарь Ростовского обкома КПСС заметил ему с неудовольствием:

— Товарищ генерал, Юрий Михайлович — мой гость!

Гостя возили на охоту, в заповедник, потчевали его, дарили подарки, услужливо открывали дверцы вовремя подаваемых автомашин. На одном из снимков, запечатлевших это действо, рядом с Иваном Афанасьевичем широкая фигура Б.И. Головца, партийного руководителя Ростова.

— Невоспитанный и малокультурный человек, — вспоминал Борис Иванович Чурбанова.

Я был полностью согласен с ним.