ГОЛОСА, КОТОРЫЕ НЕ ОТЗВУЧАЛИ

Однажды к заведующему поэтическим отделом журнала подошёл застенчивый юноша и, протянув тетрадочку, попросил оценить его литературные опыты. Прочитав лирические миниатюры молодого автора, Даниил пришёл в восторг. Он искренне радовался открытию нового таланта. Автором стихов оказался приехавший в Ростов, тогда ещё малоизвестный, а впоследствии знаменитый клоун Леонид Енгибаров.

Не мог скрыть восхищения и строчками из стихотворения Бориса Примерова, сравнившего лежащие на ладони зёрна пшеницы с маленькими солнцами.

— Вы только послушайте, — делился Долинский своими «открытиями», цитируя строчку за строчкой из стихов своих воспитанников. В одной из ростовских школ Даниил с большой охотой приобщал ребят к большому и таинственному миру поэзии, побуждал их к занятию творчеством. Он сам пробовал писать для детей, выпустил в свет пару книг детских стихов. Работая в газете «Приазовский край», организовал на её страницах уголок для юных читателей и назвал его «Почитайка».

Написав стихотворение, я тут же звонил ему по телефону, шёл к нему в редакцию или домой. Мне нужно было знать: получилось или не получилось, — его замечания всегда учитывались мною, я верил его поэтическому чутью и опыту. Он, как бы походя, подсказывал мне нужный образ, эпитет, метафору. В пушкинском цикле у меня снежинка кружилась, как Наталья на балу. Даниил мне подсказал, что кружилась снежинка в ГОРНОСТАЕВОМ НАРЯДЕ. В стихах о голубях у меня было: «И снует голубиная стая под придирчивым взглядом ворон». Даниил дарит мне наиболее точный образ: «Под НАСУПЛЕННЫМ взглядом ворон». Я был счастлив, что предисловие к моему первому поэтическому сборнику «Багряные леса» написал он.

Долинский вёл семинары молодых поэтов Дона, председательствовал на различных литературных конкурсах, выступал по радио и на телевидении. Композиторы писали песни на его стихи. К тому же он был прекрасным рассказчиком. В любой аудитории чувствовал себя свободно, раскованно, заново переживая то, что видел, знал, что сохранила память. А сохранила она многое: и горечь фронтовых дорог, и радость послевоенных встреч.

Тематически лирика поэта расширяла свои горизонты. Замечательные поэтические циклы возникали в результате многочисленных поездок. Из Коктебеля Долинский привёз яркие стихи «Кукрыниксы» отдыхают", поездка в Армению запечатлена в лирических картинах «Утро», «Хлеб Туманяна», «Сады», «Поющая ветвь», побывав в Чегеме, поэт написал стихи «Ущелье Дарьяльское», «Пик имени Кайсына Кулиева», «На спинах камня», «Снег на вершинах». В ходе поездки в составе писательской делегации на Урал родилось стихотворение «Дом Бажова», в котором поэт радовался созвучию своего имени с именем героя знаменитых бажовских сказов из книги «Малахитова шкатулка»:

Павел Петрович, прошу прощенья!

Павел Петрович, всё же

Хоть не Данилкиного уменья,

а я — Данилка тоже!

Тоже и мне — ни деньков, ни ночек,

тоже — то в хлад, то в пламя,

чтобы — хоть маленький свой цветочек

из самоцветного камня!

* * *

…Уже на первых заседаниях руководимого В.К. Жаком литобъединения рядом с Даниилом можно было увидеть живую, темноволосую, остроносую невысокую, под стать ему женщину. Звали её Женей. Евгения Рябенькая проявляла к молодому одинокому поэту повышенное внимание. Она всюду сопровождала его, посещала все мероприятия, в которых принимал участие её избранник. Вскоре они поженились, и Даниил перебрался в частный дом в Новом поселении, где жила с родителями Женя.

У них родилась дочь, которую назвали Ириной. Умный, прекрасно развивающийся ребёнок, быстро научившийся читать и писать, стал гордостью семьи. Даниил посвящал ей стихи.

Он всё время в работе, записывает на чём придётся мелькнувшие в сознании образы. Потом клочки бумаг складываются в какую-нибудь коробку. Это зёрна, из которых со временем проклюнутся ростки будущих стихов.

— Данька не может не сочинять, — говорит Женя, в то время проявлявшая интерес к творчеству мужа. — Отруби ему руки — он культями будет писать.

Постепенно налаживался быт. Долинские получили изолированную квартиру на улице Ленина, куда перебрались из дома жениных родителей, потом переехали на Западный жилой массив в квартиру большей площади. Казалось, всё идёт, как надо, а вышло наоборот: Женя полюбила другого мужчину и ушла к нему. Для Даниила это был предательский удар обухом по голове. Та, которая некогда клялась в любви и верности, теперь с такой же лёгкостью отказывалась от него. Осталась жгучая обида.

Кто знает, как бы сложилась его дальнейшая жизнь, если бы не встретил Галю Лесникову, милую Галину Леонидовну, ясноглазую, ласковую, моложе его на десять лет. На долгие годы стала она его ангелом-хранителем, сестрой милосердия. Даниил посвящал ей целые стихотворные циклы.

А познакомились они в Ленинграде, в квартире А.С. Пушкина, в доме на Мойке, 12. Увидев стоящими рядом невысокого курчавого мужчину и красивую, выше его ростом, женщину, экскурсовод указала на них:

— Вот примерно так выглядели Александр Сергеевич и Наталья Николаевна.

Они стали неразлучными, вместе побывали в Швеции, отдыхали в Домах творчества. Даниил вводил свою жену в литературную среду, в круг своих друзей. У них родилась дочь, которую назвали Наташей. Ребёнок стал радостью в семье, но случилось несчастье: девочка заболела, и на долгие годы её болезнь стала горем родителей.

Даниила спасала поэзия. Галя делала всё от неё зависящее, чтобы создать рабочую обстановку мужу.

В трёхкомнатной квартире на Ворошиловском проспекте у Даниила появился собственный кабинет. Увлекаясь работой, он мог просидеть над рукописью до утра, нисколько не жалея себя. Всё это со временем отрицательно сказалось на его здоровье.

Даниил был деятельным человеком — сколько его помню, — он постоянно участвовал в реализации различных проектов: редактировал книги писателей, составлял поэтические сборники, сочинял стихотворные подписи к выпускам «Агитплаката «Дон». Помню рисунок, изображавший нерадивого колхозного заготовителя кормов, державшего в руках клок сена. Долинский, едва увидев в руках художника эскиз, тут же произносит: «На такие кормозаготовки проживут лишь божие коровки» И всё в том же духе.

Он много ездил по Калмыкии, вместе с Николаем Константиновичем Доризо посетил Пушкиногорье, воочию увидел воспетые поэтом святые места Михайловского, Тригорского, Петровского, побывал в составе писательской делегации в Болгарии. Результаты поездок отражены в стихотворных циклах, украсивших новые книги Долинского.

Отличительной чертой его поэзии явилось пристрастие к народной мудрости. Он ищет её в сказаниях и былинах, песнях и легендах других народов. Его одинаково интересует югославское коло и песни калмыцких джангарчи, предания Чегема и танцы на шумных улицах венгерского города. Многокрасочность и мелодичность иного звучания поэт старается передать на родном языке, используя всю присущую этому языку изобразительную силу. Он становится одним из ярких переводчиков югославской, болгарской, венгерской поэзии, подарил нам стихотворные переложения из сокровищницы калмыцкой поэзии. Он познакомил нас с творчеством поэтов Давида Кугультинова, Санджи Каляева, Боси Сангаджиевой, Хасыра Сян-Белгина, а также прекрасного балкарского поэта Кайсына Кулиева, чеченской поэтессы Раисы Ахматовой. Он переводил стихи бурята Алексея Бадаева, черногорца Янко Джоновича, хорвата Густава Крклеца, венгра Кароя Юббадь, чехов Юлиуса Фучика и Иржи Тауфера, выдающихся армянских поэтов Геворга Эмина и Сильвы Капутикян.

«Признаю только художественный, максимально верный перевод, — писал Долинский, отвечая на вопросы анкеты председателя секции теории, истории и критики стихотворного перевода Союза прозаиков Болгарии Любена Любенова, — максимально верный, а потом уже художественный, — это не перевод, а, на мой взгляд, художественно оформленное переложение, более или менее дословное. Таких работ достаточно много в ежедневной практике публикации переводов. Они напоминают мне фотографии-пятиминутки для документов».

Воссоздание подлинника в стихии своего языка, по Долинскому, требует от переводчика дара перевоплощения, артистизма, виртуозности, культуры, душевной щедрости. Сохраняя содержание, образную систему и ритмику подстрочника, настоящий поэт обогащает его, сохраняет содержание за счёт развития образов, внесения новых деталей в поэтическую ткань стиха. Народный поэт Калмыкии Санджи Каляев указывал на особенность работы над переводами самого Долинского, который старался донести до русского читателя не только текст, но и подтекст, а также интонацию оригинала. Народный поэт Калмыкии Давид Кугультинов приводил в качестве примера, как естественно и ненавязчиво использует Долинский в поэме «Золотой повод» калмыцкую пословицу: «Не хватай барса за хвост, а коль схватил — не выпускай». Вот как обращается калмык Цецен-Цедене к Пугачёву:

— Вот так, государь… Ты — кресало, мы — трут, —

ответил Цеден, — и недаром мы тут!

Калмыки сызмала знают,

что барса руками за хвост не берут,

а взявши, не отпускают.