ЗАПАХ ВЕТРА

Неприкаянность. Сирость. Глухота. Немота.
И тяжёлое чувство беды и болезни.
Да ещё бормотанье: мол, природа свята;
мол, слагаем мы ей вдохновенные песни.
Нам язык непонятен ни деревьев, ни трав.
Как профаны, стоим у подножия храма,
по частям разбирая: фриз, карниз, архитрав…
Говорим не «простор», а «пейзаж», «панорама».
Только вдруг — полнолунье, вдохновенье, порыв,
разбегается мрак, раздвигаются створки:
мир впускает в глубины, чуть себя приоткрыв, —
и глаза и сердца, как у пращуров, зорки.
И становится внятен каждый шорох и свист,
мыслей чьих-то следы, слов и чувств отголоски;
мир, молчавший угрюмо, — ясен, родствен, речист,
лад меж ним и душой, и границы нежёстки.
под луной серебрится половецкая степь —
даже скифская, даже без всяких хозяев,
и веков незаметна заржавевшая цепь,
и не видно глаза обжигающих зарев.
Дикарём легконогим через время идёшь —
и мелькают кострища, становья, кочевья…
И тогда затихает праздных мыслей галдёж
и всплывает, что память лелеет в ковчеге.