РАЗНОЦВЕТНЫЕ ШАРЫ

Вечер чудес

Он приходил в лес по-прежнему. Иногда они с Феей не встречались, иногда просто здоровались и расходились, иногда шли рядом, о чём-нибудь разговаривая. Они были очень разные. Он занимался наукой, знал много серьёзных вещей и читал умные книги, а Фея ничего не читала и знала совсем другое: стихи, которые носились в воздухе, песни, приходившие к ней неизвестно откуда, и всякую «фейскую ерунду», как он говорил.

Фея хотела быть похожей на него, чтобы он полюбил её, и попросила его принести ей какую-нибудь умную книгу. Он принёс. Когда он ушёл, Фея поцеловала книгу и стала её читать. Сначала всё было понятно и интересно, но потом вдруг то, о чём говорилось в книге, стало превращаться для неё в старые пни, солнечные блики и чашечки цветов. Она видела его, слышала его голос и больше ничего не могла понять.

Она закрыла книгу, прижала её к сердцу и ходила с ней по лесу, пока не стало совсем темно. «Я очень глупая, — думала она. — Он не может полюбить такую глупую фею».

— Оленёнок, я глупая? — спросила она утром.

Оленёнок подумал и ответил:

— Не знаю, я ещё маленький. Спроси у Старого Дуба.

— А за что ты меня любишь?

— Не знаю.

— Наверное, мы с тобой оба глупые, — решила Фея.

И никогда больше она не читала умные книги.

Незаметно прошло лето, наступила осень.

Шёл дождь, лес стоял золотой и безмолвный, озеро потемнело, и в нём плавали жёлтые листья. Фее было очень грустно, потому что он давно не приходил. И Оленёнка в этот день не было: он ушёл в свой лес. Фея села на большой пень и закрыла глаза. Она не заметила, как солнце успело пройти почти весь свой путь по небу.

— Что с тобой? — вдруг спросил его голос.

Фея спрыгнула с пня, посмотрела на него и заплакала.

— Хочешь, я сделаю так, что это пройдёт? — спросил он.

— Сделай, — сказала Фея.

Он ничего не делал, просто улыбнулся и подал ей букет цветов; такие цветы никогда не росли в лесу.

— Откуда у тебя такие красивые цветы? — удивилась Фея.

— Я их придумал. Они тебе нравятся?

— Очень. А как ты их сделал? Ты ведь не фея и не волшебник.

— Я многому научился, — сказал он, — и теперь вижу, что не зря ходил в лес.

— А что ещё ты умеешь?

— Показать?

— Покажи!

Он снял с её головы венок из солнечных одуванчиков и примерил его перед зеркалом, как это делали феи, когда надевали что-нибудь новое; зеркало он сделал по способу фей.

— Сегодня я буду феей вместо тебя, — сказал он.

И начались чудеса. За один вечер он натворил их столько, что Фея не успевала удивляться. Ей было весело и немного страшно. А он был красивый, весёлый и озорной, смотрел на неё смеющимися глазами и придумывал всё новые и новые чудеса. В лесу всё пело и звенело от счастья, и Фее казалось, что так было и так будет всегда.

— Помнишь праздник? — спросил он. — Тогда ты пригласила меня танцевать. Теперь я приглашаю тебя.

Они танцевали в золотом осеннем лесу до поздней ночи. Тихо звучала лесная музыка, падали на землю листья, свежий осенний воздух неподвижно стоял над лесом.

Он поцеловал её. Это было самое удивительное чудо за весь этот вечер чудес, и Фея сказала:

— Я люблю тебя.

Лесной музыки больше не было. Он молчал и смотрел в сторону. Стало темно и холодно. Он снял венок из солнечных одуванчиков и отдал его Фее.

С этого дня всё изменилось: он почти перестал приходить в лес, а когда приходил, не обращал на Фею никакого внимания. Она спросила, что с ним случилось, но он не ответил. И Фея больше не разговаривала с ним. Она ходила по лесу хмурая и молчаливая, в одном и том же зелёном платье; ей не хотелось ни смотреть в зеркало, ни слушать, как звенят капли дождя, падая в озеро, а венок из солнечных одуванчиков где-то затерялся.

Тихим синим вечером она спросила у Старого Дуба:

— Почему он стал таким?

— Потому что он не любит тебя, — ответил Старый Дуб.

— Пусть не любит, если не хочет, но почему он со мной не разговаривает? Разве можно так обращаться с феей, которая тебя любит?

— Не знаю, — сказал Старый Дуб. — Иногда люди ведут себя так, что даже я ничего не понимаю.

— Что же мне делать?

— Надень красивое платье, посмотри в зеркало и поиграй с Оленёнком, — сказал Старый Дуб, — ты о нём совсем забыла. А твой венок под липой, которая рядом с тропинкой, что ведёт к озеру, как раз напротив двух берёз. Ты становишься всё больше похожа на человека, а это нехорошо. Ты должна быть феей.

И Фея сделала так, как сказал Старый Дуб. Она нашла венок, cнова стала наряжаться и заниматься своими делами, а Оленёнок всегда был с ней. Но она почти совсем перестала улыбаться.

Прощание

Теперь Фея смотрела на него только издали, и всегда на его лице была тень какой-то тёмной мысли. Один раз она не выдержала, подошла к нему и спросила:

— Ты думаешь о чём-то плохом?

— Нет, о хорошем, — ответил он.

— О чём ты думаешь?

— О том, — сказал он, — что можно довести себя до совершенства: можно научиться так управлять своими чувствами, что они не будут тебе мешать. Например, если ты считаешь, что тебе не надо кого-то любить или о чём-то беспокоиться, ты говоришь себе, что этого нет, — и этого не будет. Человек станет свободным: он будет жить без горя, страха и привязанностей и всё своё время, за исключением отдыха, сможет употребить на занятия чем-нибудь полезным.

— Как странно ты стал говорить… — сказала Фея. — Так пишут умные книги, а не разговаривают.

— Я так и думал, что ты ничего не поймёшь.

— Нет, я поняла. Ты хочешь уйти от себя. Не надо этого делать.

— Ты говоришь глупости, — усмехнулся он. — Просто я хочу себя усовершенствовать и заниматься только наукой.

— Послушай меня, — сказала Фея. — Ты понимаешь, что я говорю? И послушай себя.

Он прислушался к её голосу: она говорила на языке, похожем на шелест листьев и звон ручья; слова были ему незнакомы, но он понимал всё, что она говорила.

— Я понимаю тебя, но не знаю, как мне это удаётся, — ответил он на том же языке.

— Ты говоришь на языке фей, — объяснила она. — Мы с тобой и раньше иногда говорили на нём, только ты не замечал. Пока ты можешь говорить на нашем языке, ты не станешь таким, каким хочешь быть.

— Ты плохо знаешь меня, — ответил он. — Я могу сделать почти всё, что захочу. Ты ведь видишь, что я уже сильно изменился?

— Да, я вижу, — вздохнула Фея.