ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА

* * *

Митя ещё не совсем проснулся, но уже понял, что день сегодня выходной и можно поваляться подольше. Дедушка поехал в сад, а его не пустили: говорят, ещё холодно, в саду неинтересно. Глупости это — в саду всегда интересно. В следующий раз он обязательно поедет. Поговорит с дедом, и он его возьмёт.

Перед глазами возникли зонтики укропа. Папа говорил, что в детстве любил смотреть на укроп, особенно когда в саду жара. Митя посмотрел, и ему тоже понравилось.

Он лежит под деревом на раскладушке в полудрёме, иногда его обдаёт ветром, тёплым и душистым. Над ним висят розовые сливы, а через дорожку на солнцепёке стоят огромные зонтики. Одни уже побуревшие, с крупными семенами, у других семена поменьше и зелёные, а третьи — все в жёлтых весёлых цветочках. Кажется, что они горячие и сонные от солнечных лучей, что они о чём-то думают глубоко в себе и знают, что Митя смотрит на них.

А в прошлом году весной была ласточка. Она прилетала и улетала и всё вилась над чердачным окном. В городе Митя таких не видел: те были короче и круглее. А эта — тонкая, вытянутая, с длинным раздвоённым хвостиком. А как она щебетала!.. Её щебетанье было похоже на весь тот день: на холодный воздух, на нежно-голубое небо с белыми и фиолетовыми облаками, на иногда начинавший капать дождь… Мите захотелось, чтобы она свила гнездо над маленьким окошком чердака, — именно она, эта ласточка. Почему хотелось, он не знал, но хотелось так сильно, словно ему это для чего-то было нужно.

Но не свила она гнездо. Или испугалась людей, или что-то не понравилось.

— Митя, вставай! — Это мама приоткрыла дверь. — Завтрак почти готов.

— А можно ещё немножко полежать? Десять минут…

— Десять нельзя. Минут пять полежи — и быстро вставай.

Митя закрыл глаза и снова стал вспоминать.

Прошлым летом — нет, весной — все вместе из сада ходили на речку со странным названием Миус. И дедушкины соседи пошли: Лев Аронович, дядя Витя и новая соседка — тётя Нина. Она понравилась Мите, потому что не поучала его, не дразнила и не вела себя с ним как с маленьким. Они с ней сразу ушли вперёд и начали разговаривать: о самолётах, о древнем народе скифах, ещё о чём-то интересном… А в самолётах она разбирается потому, что у неё раньше была такая работа — конструктор; она чертила самолёты на большом заводе, где дед работал. А теперь тётя Нина работает на компьютере в газете.

Митя спросил у неё:

— Вам жалко самолёты?

Думал, что спросил неправильно, но тётя Нина поняла и ответила:

— Конечно, жалко. И самолёты, и завод.

Тут ей что-то в глаз попало, а может быть, плакать собралась, но или сразу вынула, или сдержалась.

Шли сначала через сады, а потом через деревню. За деревней текла река. И везде цвели деревья, сирень и ещё много всяких кустов и цветов. Река широко разлилась, и с одной стороны у неё берега не было, потому что она впадала в море, а вблизи река расходилась, растекалась в разные стороны; получались маленькие речки и большие лужи. И из этих речек и луж лягушки высовывали головы с большими глазами и широкими ртами. Они громко орали, каждая своим особым голосом. И, почти не переставая, куковала кукушка; это было красиво, гораздо лучше, чем лягушки.

Все поднялись на невысокую, но длинную гору и стали смотреть по сторонам. Под ногами была зелёная-зелёная трава, вся в жёлтых одуванчиках, а если глянуть вдаль — такая же трава, белые круглые деревья и много воды. И всё время — кукушкин голос, казавшийся Мите грустным. И почему-то в этой грусти всё, что он видел, было ещё красивее. Он направил взгляд прямо на голос кукушки и увидел её на цветущем дереве. Дерево стояло далеко, но было понятно, что птица, сидящая на нём, — та самая кукушка, голос которой звучал и в воздухе, и где-то у Мити внутри. Он неизвестно почему удивился, увидев кукушку: может быть, думал, что её нельзя увидеть, потому что до этого только слышал её. А над землёй, над водой, над кукушкиным голосом стояло большое прохладное небо с маленькими облаками у горизонта.

Потом тем же путём возвращались в сад. Взрослые разговаривали о чём-то неинтересном, и Митя отстал. Сначала было немного жаль, что он идёт не с тётей Ниной, но скоро это прошло. Его окружили деревья, трава, река, которая была уже далеко, но всё равно как будто рядом, кукованье, лягушачьи вопли… какая-то незнакомая, непонятная жизнь. И всё это было не для него, не вокруг него, а само по себе: всё было бы точно так же, если бы он этого не видел и не слышал, даже если бы его вообще не было… «Как это — если бы меня не было?» — подумал Митя, и внутри у него, там, где только что куковала кукушка и цвели деревья, начало холодеть.

Но всё похолодеть не успело. Мама вдруг обернулась и спросила:

— Что это ты такой скучный? Устал?

— Голова болит, — ответил Митя.

Ничего у него не болело, но ему не хотелось говорить о том, что он чувствовал. Да и как об этом можно рассказать?

* * *

Оладьи получились воздушные, румяные. Их ели со светлым липовым мёдом, запивая крепким ароматным чаем.

— Как в саду! — сказал Митя.

— Почему как в саду? — не понял Алексей. — Ведь мы там никогда не ели оладьи.

— Правда… — Митя задумался. — А я знаю почему: мёд пахнет цветами. И чай как из самовара. И оладьи такие… деревенские.

— Фантазёр ты у нас! — засмеялась Аня и потрепала его по гладкой тёмно-русой макушке.

— Отец давно уже в саду. — Алексей смотрел словно куда-то вдаль. — Сейчас, наверное, деревья белит. В детстве всегда я белил. Кайф был… Лето ещё чёрт знает где, а ты мажешь и думаешь о листьях, яблоках, абрикосах, о ночёвках в саду…

— Ага! — вскрикнул Митя. — Сам белил, а меня сегодня в сад не пустили. Я хочу каждый год деревья белить.

— Много хочешь! Это целое дело. Надо заранее договариваться, ночевать у дедушки, рано вставать…

— Ну и что? И очень хорошо. А я из-за вас самое начало прозевал.

— Да не беспокойся, Митя, — сказала Аня. — В саду сейчас холодно, ничего не растёт. Потом поедешь.

— Когда?

— Когда будет тепло, когда деревья зацветут.

— А я хочу с самого начала! Хочу сажать, поливать, смотреть, как всё растёт…

— Да… — Алексей помолчал, вспоминая. — В детстве мне тоже всё это было интересно.

— А теперь? — спросил Митя.

— А теперь прошло.

— Ты сад не любишь?

— Не так всё просто, Митяй… Я любил сад. И помню, как я его любил.

— А сейчас ты его уже не любишь?

— Ну, забодал! Любишь, не любишь!.. Если что-то любишь, это остаётся. Даже когда сада не будет… когда он будет не наш, он всё равно останется. И у меня, и у тебя.

— Почему не будет? — Митя перестал есть.

— Ну что вы такой разговор завели? — возмутилась Аня. — Оладьи стынут. Хоть поешьте с удовольствием.

— Почему не будет?

— Понимаешь, Митя… Дедушке трудно заниматься садом. Ему надо себя беречь. Может быть, сад придётся продать.

— Как продать?..