ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА

Когда проснулась, оказалось, что экзамен отошёл куда-то далеко. Она взяла сценарий, устроилась с ногами на диване и приготовилась читать. Но тут хлопнула входная дверь и в комнату влетел брат, четырнадцатилетний Миша. Смешно, уже второй Михаил сегодня. Хотя это Михаил Олегович второй, а Мишка — первый.

— Сдала?

— Провалилась.

— Переживаешь?

— Уже пережила. И хватит об этом, я устала.

— Как будто взрослая ты, Агаша, а какая-то легкомысленная, — сказал Миша, садясь рядом с ней на диван. — Ты теперь пойдёшь работать?

— Ага. Только ещё не знаю, куда. А на следующий год обязательно поступлю. — Она помолчала. — Миша, а ты бы хотел в кино сниматься? Если бы тебе предложили?

Миша прямо-таки пронзил её взглядом:

— А тебе что, предложили?

Агата удивилась. Оказывается, надо с ним поосторожнее. Вон какой вытянулся — скоро отца догонит, и голос уже не детский. Сказала как бы с сожалением:

— Да кто мне предложит?.. Сколько девчонок высоких, красавиц…

— А ты зато оригинальная. — Мишка окинул её оценивающим взглядом, как взрослый.

Агата прыснула в ладошку.

— Ну скажи, ты бы снимался?

— Нет! — сразу ответил Миша. — Заставили бы какого-нибудь дурачка играть. Лет до двадцати все роли дурацкие. И на твоём месте не стал бы.

— А на моём почему?

— Женщин голыми снимают. Если не совсем, то наполовину.

— Фу, какой ты, Мишка!

— Это не я «фу». Это те, кто снимает. — Он подумал. — И кто снимается. А ты серьёзно актрисой хочешь быть?

— Почему актрисой? Совсем даже не хочу. И от тебя такие вещи не хочу слушать!

— Сама спросила, а сама психуешь, — сказал Миша. — На! — Достал из кармана конфету, положил на диван и вышел.

Почти сразу же пришёл папа, потом мама. С папой разговор был краткий, без сантиментов.

— Ничего, дочка! — сказал он. — Прорвёмся. Ты всё осознала?

— Кажется, всё.

— Возьми себя за голову, подумай хорошо, чего ты хочешь, — и готовься. В следующем году никакие оправдания не принимаются. И чтоб у матери из-за тебя неприятностей не было. Поняла?

— Поняла.

— Смотри у меня, а то выдеру!

Насчёт «выдеру» это так, просто слово: ни её, ни Мишу он никогда не бил.

С мамой ещё раз поплакали, ещё раз успокоились…

И вот она одна, а перед ней текст, набранный на компьютере. Это надо прочитать, выучить и отрепетировать. С Михаилом Олеговичем договорились встретиться послезавтра, в два часа. Она должна вытащить из себя всё, на что способна, но сыграть!

Неужели это может быть? Она будет играть — вживаться в чужую жизнь, входить в чужую душу, окунётся в этот недоступный заманчивый мир. С ней будут работать режиссёры, операторы, объяснять ей свои задачи, её будут одевать, гримировать. Может быть, её там примут как равную… Нет, не надо поддаваться таким настроениям. Кто она? Девочка, никогда не игравшая, не представляющая, как это делается. Но почему она чувствует, как на неё надвигается что-то огромное, страшное и праздничное? Почему это вдруг стало так важно для неё? А что, если она может?!

Агата начала читать:

Ужин на веранде дачи Савельевых. За столом восемь-десять человек. Негромкий разговор. Горят свечи. Из тёмного сада доносится звон цикад. Люба и Виталий сидят рядом. Лицо Любы крупным планом. Она задумчиво смотрит в сад.

Виталий. Когда я увидел вас впервые, мне показалось, что я знаю о вас всё. Я понял тогда самое главное: то, что вы не такая, как все вокруг вас. Вы добрая и простая, и я не понимаю, как вы могли оказаться среди них.

Люба. Я такая простая, что вы с первого взгляда всё обо мне узнали?

Виталий. Нет. Простая — не значит понятная и примитивная. Вы просты и непостижимы, как эта ночь, как природа, как сама жизнь…

Люба. Как эта ночь… Она проходит без нас, мы её не видим. Может быть, там (заворожённо смотрит в темноту) что-то должно произойти; может быть, судьба зовёт меня, а я здесь сижу, ем, пью и не слышу её. (Смеётся.) Какие-то глупости я говорю.

Виталий (смотрит туда же, куда она). Странно!.. Вы заговорили о судьбе. Я сегодня весь день чувствую её рядом. Но мне хочется не идти ей навстречу, а бежать от неё.

Люба. Почему?

Виталий. Не знаю. Мне кажется, что она шепчет мне: «Уходи, это опасно!»

Люба. А если она шепчет не это?

Виталий. А что?

Люба. Ну, например: «Если ты смелый, иди за мной».

Они долго смотрят друг другу в глаза. Потом Люба неопределённо улыбается, выпивает бокал шампанского, встаёт и уходит в сад.

Лунная ночь. Яркие южные звёзды. Листья пальм и персиков на фоне неба. Люба медленно идёт по дорожке сада. Поднимает руки к небу, словно хочет взлететь.

Люба (тихо). Я ваша!.. Звёзды, деревья, цветы, звери и птицы… Все думают, что я такая же, как они, но я ваша! (Смеётся и продолжает уже с ироническим пафосом.) Я ваша, горные кручи и степные ветры! Я ваша, морские волны и снежные бури! (Замолкает, потом говорит просто, печально.) Надоели они мне. Все надоели. И всё надоело. И Коля. И я сама. Я сама — такая — себе — надоела.

Ходит ещё некоторое время молча. Заливаются цикады. По аллее к ней приближается фигура. Это Виталий. Люба застывает на месте и вдруг бросается ему навстречу. Они сливаются в объятии. Продолжительный поцелуй.

Люба. Значит, ты всё-таки узнал меня?

Виталий. О чём ты? Я вышел на зов судьбы. (Снова тянется к ней, но она отстраняет его.)

Люба. Так ты не узнал меня?

Виталий. А мы… разве встречались?

Люба. А я-то думала… Ох, дура я, дура! (Хочет уйти, но Виталий удерживает её.)

Виталий. Люба, Любушка! Расскажи, умоляю тебя! Может быть, я вспомню.

Люба (смотрит на него неподвижным взглядом, из глаз её катятся слёзы). Хорошо, я расскажу, хотя теперь уже не имеет значения, помните вы или нет. Давным-давно, двенадцать лет назад, жила в донской станице девочка. В то лето ей исполнилось шестнадцать. А к соседям в гости приехал их родственник, студент. Он везде ходил с этюдником и рисовал. Всё подряд: реку, степь, лошадей… А однажды даже набросал портрет этой девочки. Обещал закончить и через год подарить ей…