НЕ ЭТО, НЕ ТО, А НЕВЕДОМО ЧТО

Вспомнил Никита, что говорил ему конь: позвать его, когда будет совсем плохо — хуже некуда. И пустил слова по ветру:

Ты лети ко мне, мой конь,

Через воду и огонь,

Через день и через ночь,

Через снег и через дождь.

Послушал — и ничего не услышал. Всё так же ветер воет и дождь шумит. И вдруг совсем близко конь заржал. Оглянулся Никита — а конь вот он, рядом стоит. Никита его обнимать, целовать!

А конь говорит:

— Хорошо, что ты позвал меня, Никита. Кроме тебя, некому было меня выручить. Так и остался бы я у Дормидонта. И ты бы пропал, и Аннушка твоя.

— А разве ты не мог от него убежать?

— Да как от него убежишь! Он везде найдёт. Не успеешь оглянуться, а он уже тут. Тошно мне было служить ему, Никита. Напрасно ты меня ему продал.

— Не продавал я тебя, — отвечает Никита. — Он меня запутал.

— Ладно, — говорит конь. — Что было, то прошло. Зато теперь я вольный конь: куда хочу, туда скачу.

— А зачем ты Дормидонту понадобился? — спрашивает Никита. — Взял бы другого коня.

Конь заржал, как засмеялся:

— Другой ему не подходит: от меня он свою силу брал.

— А эта сила твоя — от добра или от зла?

— Сила — она сила и есть. А добро или зло её сами найдут. Забыл, что ли, как ты людей от напастей избавлял?

Подумал Никита и ещё спрашивает:

— А как теперь Дормидонт?

— А никак. Деревом сухим в лесу стоит.

Говорит так Никита с конём, а Аннушка сидит и плачет.

Никита к ней подошёл:

— Что ты плачешь, Аннушка?

— Горько мне, вот и плачу. И молодости у тебя не было, а уже старость пришла. А красота моя где?

Опечалился Никита:

— Это я, Аннушка, счастье наше загубил. Не по злобе, а по глупости. Оставь меня, дурака; возвращайся в свой дом родительский. Потом, может быть, найдёшь себе мужа хорошего, не такого, как я.

Зарыдала Аннушка:

— Зачем меня гонишь? Не нужна я тебе рябая?

— Бог с тобой, Аннушка, — отвечает Никита. — Не потому я так говорю. Зачем я-то тебе такой — старый да нищий?

Аннушка тут же плакать перестала.

— Никуда я не пойду. С тобой буду, с дураком этаким. Куда ты, туда и я.

— Ну, как знаешь, Аннушка, — говорит Никита. — Хочу вернуться в свой дом, где я родился и жил, где оставил поле засеянное, где хлеб не убрал. Осыпались зёрна, ветер их развеял и птицы склевали. А дом стоит заколоченный; нет там ни хозяина, ни хозяйки.

Вздохнула Аннушка:

— Ну что ж, пойдём.

— Садитесь, — говорит конь, — свезу вас домой.

И понёс он их по лугам и полям, по лесам и дорогам.

Увидел Никита свой дом заколоченный и поле — всё бурьяном заросло. Сел на крыльцо, пригорюнился; села и Аннушка рядом с ним. А конь по полю ходит, травку жуёт.

— Эх, кабы молодость да сила! — говорит Никита. — Мы бы с тобой, Аннушка, порядок здесь навели и стали бы жить припеваючи.

— Ничего, Никита, — отвечает Аннушка. — Как сможем, так и проживём.

А тут к ним конь подошёл и говорит:

— Не хочу я вас напрасно обнадёживать, но авось будет вам удача. Найдёте в поле хоть один живой колосок — всё, что потеряно, вернётся.

Снял Никита доски с окон и дверей, и вошли они с Аннушкой в дом. А там дух нежилой, пыль, паутина… Но нашёлся в чулане и ларь с мукой, и крупа, и овёс для коня.

Никита пошёл в поле колоски искать, а Аннушка на хозяйстве осталась. Набрала она воды из колодца, подол подоткнула, рукава засучила, печь затопила — и пошла работа.

Вечером вернулся Никита усталый, голодный. А в доме всё вымыто, хлебом пахнет. Умылся он чистой водой, Аннушка из печи горшок каши достала, поставила на стол миску с яблоками: яблоня у крыльца росла, словно их дожидалась.

Утром они в поле вдвоём пошли. Каждую травинку выдёргивали и смотрели, нет ли где колоска ржаного. Целую неделю искали, измучились и надежду уже почти потеряли. Хотели опять домой ни с чем возвращаться. И вдруг — Никита даже не глядел будто, а увидел: стоит колосок золотой, один-разъединственный, и весь как будто светится. Сломил его Никита бережно, в тряпицу завернул, и пошли они с Аннушкой домой.

А конь всё это время с ними жил. То на лугу пасётся, то ускачет куда-нибудь, но к вечеру всегда возвращался.

Показали они коню колосок. Заржал он радостно, зарезвился, как жеребёнок. А когда угомонился, сказал:

— Растолките два зёрнышка, размешайте в воде и съешьте.

Удивились Никита с Аннушкой, но сделали так, как сказал конь. Посмотрели друг на друга и глазам не поверили: у Аннушки лицо опять чистым стало — ни оспинки, а у Никиты спина выпрямилась, морщины исчезли, а в русых кудрях — ни сединки. И они тоже запрыгали от радости не хуже жеребят.

— Разделите теперь зёрна пополам, — сказал им конь.

Разделили они зёрна на две кучки.

— Возьмите ведро и бросьте туда одну кучку.

Бросил Никита зёрна в ведро. Мало было зёрнышек, а они всё сыплются, сыплются и звенят. Уже полведра золотых монет набралось, а тут Никита возьми и скажи:

— Сколько они сыпаться-то будут?

Глядь — а в ведре на донышке всего ничего: сколько было зёрнышек, столько и монет.

— Что же ты, Никита? — говорит ему конь. — Сам своё богатство остановил.

— И на том спасибо, — отвечает Никита. — Если бы не колосок, никогда бы нам с Аннушкой этого золота не видать. А с остальными зёрнами что делать?

— А что хотите: или ведро денег, или мешок зерна для посева.

Сгрёб Никита монетки, положил на стол и спрашивает жену:

— Что скажешь, Аннушка?

А она не на деньги, а на золотые зёрнышки смотрит. И молчит, сказать не решается. У Никиты на сердце потеплело.

— Вижу я, Аннушка, чего ты хочешь. И я так же думаю. Этот колосок нам красоту и молодость вернул, — не переводить же его весь на деньги. Пусть живёт и потомство даёт.

И конь доволен:

— Порадовали вы меня, Никита и Аннушка. Держите мешок.

Бросили они в мешок зёрнышки, и наполнился он отборным зерном.

— А теперь прощайте, — сказал им конь. — Пойду по белу свету гулять. Когда-нибудь и вас навещу.

Жаль было Никите и Аннушке с ним расставаться, да разве вольного коня удержишь?

Весной засеял Никита своё поле зерном, которое дал колосок, а к этому времени Аннушка сына родила. Жили они дружно и счастливо, и детей у них было — как зёрнышек в колоске.