НЕ ЭТО, НЕ ТО, А НЕВЕДОМО ЧТО

А Степан в это время сидел один в новом доме, им самим для счастливой жизни построенном, и думал думу горькую. У кого он только не спрашивал про Дуню — никто ничего не знает. Исчезла девушка среди бела дня.

И вдруг в окно стукнул кто-то. Поглядел Степан — а по стеклу буквы пошли. Дунина весточка! Прочитал — и не знает, радоваться или печалиться: хорошо, что жива Дуня, но как три года вытерпеть? Когда её не видел, этот день и за день не считал. А тут три года! Ещё подумал: может, шутит кто? А когда Дунино кружево увидал, понял, что не шутки это.

Всего месяц проработала Дуня у Зимы, а многому научиться успела: на лету всё схватывала. Работа была ей в радость. И с мастерицами подружилась. Вечерами они в гости друг к дружке ходили, на санках катались, баб снежных лепили. И Зима Дуню хвалила. Жить бы да жить. Только тосковала Дуня по Степану, по отцу с матерью, по дому родному да по жизни вольной девичьей. И чудно ей казалось, что не было в доме ни одной печи: от солнца отапливалось. Хорошо ещё, свечи были, — всё веселее. Даже не кормила их Зима: тоже всё от солнца и от воздуха шло. А хотелось иногда Дуне то щей горячих, то чаю с кренделями. Не от голода, а для радости просто.

И вот ещё что. Начала Дуня мёрзнуть. И в мастерской, и в светёлке. Спросит то одну девушку, то другую: не холодно ли? Нет, отвечают, — тепло, хорошо. А сами всё тише становятся и лицом белее. Посмотрела Дуня на себя в зеркало — такая же, как была: кровь с молоком.

После работы часто выходила Дуня по снежку погулять. Только под небом да под ветром тепло ей было. А Метелица непременно её затронет или скажет что-нибудь. Как подружки они стали.

Вот и спрашивает раз Дуня:

— Скажи, Метелица, почему я зябну?

— Не остываешь ты, девонька: любовь у тебя горячая. А Зима потихоньку тепло убавляет.

— А другие все остывают?

— Остывают, Дуняша, вот им и не холодно.

Такая тоска Дуню взяла — хоть ещё раз беги. Да как убежишь-то?

— Давай, — говорит, — подружка Метелица, — ещё весточку Степану пошлём.

— Послать можно, — отвечает Метелица. — Только помни, что это будет вторая; в запасе у тебя одна останется.

— Одна так одна, — говорит Дуня. — А можешь ты мне от Степана весточку принести?

— Нет, Дуняша: с той стороны весточки не доходят.

Пошла Дуня в свою светёлку. Хотела позвать Степана на помощь, а куда звать? Только сердце ему надрывать понапрасну. Подумала так, и появилась на стекле надпись: «Не тревожься обо мне, Стёпушка. Жива-здорова. Твоя Дуня». И опять кружево нарисовала, ещё краше прежнего.

Прочитал Степан Дунины слова и задумался. Показалось ему, что не с радости это написано.

А утром запряг он в сани коня буланого и поехал Дуню искать. На север поехал: где холодней, там Зима ближе. День едет, другой, третий; неделя прошла, а он всё едет… Степан уже и дни считать перестал.

Вдруг метель началась. Снег валит, ветер воет, дорогу замело, света не видно. Степан уж подумал, что нет ему спасенья, а тут его голос окликнул:

— Не ты ли Степан?

— Я, — говорит. — А ты кто — человек или нечистая сила?

— Я Метелица, Дунина подружка, — отвечает голос. — Тебя-то я и ищу. Езжай за мной, провожу.

Сразу кругом посветлело, снег улёгся и дорога обозначилась. Поехал Степан, а Метелица впереди летит, посвистывает. Так и добрались они до дворца Зимы.

Въехал Степан во двор, а Зима на крыльцо выходит.

— Что за гость приехал? — спрашивает. — С чем пожаловал?

Степан отвечает:

— Я жених твоей мастерицы, Дуни-кружевницы. А приехал я за ней, за своей невестой.

Дуня услышала, что кто-то приехал, посмотрела в окно — а там Степан! Выбежала в чём была — и к нему. Плачет, смеётся и вся дрожит от холода. Степан с себя тулуп снял и на неё накинул. Глядят друг на друга, не наглядятся.

— А если я её тебе не отдам? — спрашивает Зима. — Что ты будешь делать?

— Украду, увезу. А не удастся — в снегах твоих сгину, но без Дуни отсюда не уйду, — говорит Степан. — Только лучше отпусти её, матушка Зима.

Зима к Дуне обратилась:

— А ты что скажешь?

— Отпусти меня, Зимушка, — просит Дуня. — Век тебя благодарить буду.

Взглянула Зима на Степана, и сразу ему холодно стало. А Зима смотрит, глаз не сводит. Потом улыбнулась и спрашивает:

— А дворец мне можешь построить?

Степан удивился:

— Зачем тебе второй дворец? У тебя вон какие хоромы.

— Так, значит, не можешь?

— Дворцов мне строить не приходилось, — отвечает Степан, — а снежных да ледяных и подавно. Но если надо — построю. Если Дуню отпустишь.

— Построишь лучше моего — отпущу.

Вздохнул Степан, посмотрел на Дуню и говорит Зиме:

— Показывай, где строить.

Кликнула Зима свою тройку, дала Степану белую шубу с блестящими искрами, взвились кони и полетели. Только и успел он крикнуть:

— Жди меня, Дунюшка!

А Дуня уже ему вдогонку:

— Удачи тебе, Стёпушка!

Целый месяц строил Степан дворец для Зимы, а она чуть не каждый день наведывалась, его работой любовалась да перед ним красовалась. А он работал себе и ничего не замечал. Сначала Зима весёлая была, а чем больше к концу дело близилось, тем всё печальнее становилась. А потом и вовсе не появлялась. Приехала, когда всё уже готово было.

Выстроил Степан дворец. Всё своё умение вложил, себя превзошёл. Смотрит — и самому не верится, что это его работа.

Долго молчала Зима. Наконец проговорила:

— Не для меня, Степан, ты этот дворец построил, — для Дуни. Только и думал, как бы поскорей от меня отвязаться да к ней прийти. Не смогу я тут жить: всё на меня тоску наводит. Но слово держать надо. Твоя взяла — этот дворец лучше моего. Посмотрим только, что Дуня скажет. Она за это время ещё искуснее стала, лучшая моя кружевница.

Вернулись они во дворец Зимы. А тут Степанов буланый конёк к нему подскочил; ржёт, радуется. И Степан обрадовался. Погладил он коня по шёлковой гриве и стал запрягать в сани. А Зима пошла Дуню звать.

— Погоди, Зимушка, — отвечает Дуня, — я сбиться боюсь: узор у меня трудный.

— Молодец, Дуня: работа прежде всего, — говорит Зима. — А Степан и подождать может.

— Степан?! — У Дуни даже кружево из рук выпало.

Вышли они с Зимой во двор. Степан и Дуня друг к другу кинулись.

Усмехнулась Зима:

— Не образумилась, значит? Хочешь коров доить, полы мыть, щи варить? Не по душе тебе тонкое ремесло?

— Ещё как по душе, Зимушка. Спасибо за науку. Только без Степана мне радости нет. Отпусти.

— А если отпущу, — говорит Зима, — ты всё, чему здесь научилась, забудешь. Тосковать будешь о мастерстве потерянном. Вот если три года у меня поработаешь, тогда всё твоё умение при тебе останется.

Горько заплакала Дуня: каково мастерице искусство своё потерять! Плачет-рыдает, сказать ничего не может. Только выдохнула:

— Отпусти.

Посмотрела на них Зима, и на лицо её словно тень набежала.

— Уезжайте, — говорит, — пока не передумала. Подарила бы я вам ларец с самоцветами, да знаю: не приносят людям добра мои подарки.

Повернулась и прочь пошла.

А Степан схватил Дуню в охапку, усадил в сани, сам сел рядом — и покатили они домой.

Скоро и свадьбу сыграли. Были на свадьбе и Дунины отец с матерью, и Василий с Настасьей, и дядья с тётками, и друзей-подружек десятка два. Заглянула и ещё одна гостья дорогая — Метелица. На радостях снегу насыпала по самые окошки, долго его потом разгребать пришлось.