КУБОК СЧАСТЬЯ И ПЕЧАЛИ

(Избранная лирика)

* * *

Кипело тёмное вино,
Дразнило, мучило, манило…
Но покорять не в радость было,
А покоряться не дано.

Давным-давно, давным-давно…
Уж сердце многое забыло,
Но под золой не всё остыло,
Ещё светло моё окно.

Ещё спешишь к какой-то цели,
Но внятно пахнут асфодели,
Всё ближе Лета катит вал…

Не дрогни там, у грани тлена.
И тут же, преклонив колена,
Верни нетронутый фиал.

МАРСИЙ

Флейтист Марсий вызвал на состязание
бога Аполлона, был осмеян толпой и
мучительно казнён.
Из древних легенд

А ты был прав, отринувший каноны,
Смутивший флейтой гордый лирный строй,
Отчаянный соперник Аполлона,
Посмешище толпы и мой герой.

Да, бог есть бог. Судьба твоя уроком
Любому, кто поднимет дерзкий взор.
Да, умер ты, замученный жестоко
И в смерти обречённый на позор.

Прошли века. Молчат во прахе лиры,
Истлели и жрецы, и палачи.
Повержены могучие кумиры,
И ты забыт. А флейта всё звучит.

Далёкий брат наш, протяни нам руку!
И мы, как ты, богов не признаём.
И мы посмеем через страх и муку
Пропеть — своё.

* * *

«А всё-таки милость судьбы…» —
Что сердце покамест не слепо,
Что так очевидно нелепа
Любая попытка борьбы.

Пройдён — и пройдён до конца —
Весь путь от надежд в безнадежность.
Встречай же последнюю нежность
Спокойным приветом лица.

Пусть будет светла и легка
Судьба её, чуждая прозы, —
Печальная прелесть цветка,
Расцветшего перед морозом.

ЛИТКОНСУЛЬТАНТ

Памяти Василия Креслова

Нет, он книг не оставил.
Его не хватало на это —
Помолчать у стола
над своей, над заветной строкой.
Проводник наш в поэзию,
редко он звался поэтом
Даже теми, чей дар
расцветал у него под рукой.
Мы находки его
горделиво своими считали,
За придирки корили,
ещё не поняв ничего.
Обретя свои крылья,
птенцы его в небо взлетели,
В опьяненье полёта
внизу забывая его.
Их немало сегодня
летит по путям своим светлым,
Им взращённое слово
вливается в сотни сердец.
А его уже нет.
Он ушёл, журналист незаметный,
Верный рыцарь поэзии,
мастер её и творец.
Не оставил он книг.
Вообще ничего не оставил,
Кроме честного имени,
кроме тепла и добра.
Кроме мудрой души,
бескорыстно, без мыслей о славе
Щедро отданной людям
и нынче живой, как вчера.

РАСПЯТЫЙ

…Но перед тем, как мир оставил
И в смертном сне глаза смежил,
Узрел себя Он в полной славе —
Царём царей и богом сил.

И видел дух, восстав над прахом,
Толпы рабов своих у ног .
И слышал Он хвалу из страха
И ложь под клятвой: «Видит Бог!»

И «С нами Бог» — в устах убийцы…
И было то страшней всего —
Увидеть вновь, как зло творится
Пресветлым именем Его.

* * *

Художнице Людмиле Скопцовой

Уходит всё. Безжалостный поток
Неумолим. Умрут деревья, птицы…
Ничто, ничто на свете не продлится —
Ни лунный блик, ни алый лепесток.

И только вам, избранникам, дано
Смирять мертвящей стужи дуновенье,
Остановить летящее мгновенье,
Живым перенести на полотно.

Уходит всё. Неумолимы годы,
И каждого велением природы
Смахнёт с земли холодная рука.

Но те, кого ваш добрый дар отметил,
Задержатся ещё на этом свете,
А с ними — вы. Быть может, на века.

* * *

О Дон-Кихоте сказано и спето:
Мишень насмешек, правды торжество…
Его оставлю вам. А я об этом,
О толстом Санчо, спутнике его.

Но он не поддаётся на обманы.
Презревши романтический туман,
Он видит мельницу — не великана,
Но ждёт, что завтра — будет великан.

Он, символ были, свято верит в сказку
И за неё готов рискнуть собой.
Равно обоим враг Самсон Карраско —
Апофеоз практичности слепой.

Им на двоих — и пыль, и грохот боя.
Им на двоих — побои, боль и труд.
С одной мечтою и одной судьбою
Два Дон Кихота по земле идут.

* * *

Как празднично это —
Сухая листва на кострах!
Горит моё лето,
Взлетает сияющий прах.

На фоне рассвета
Порхает, плывёт и парит…
Горит моё лето.
Счастливое лето горит.

А день опечален,
А тучи ползут и ползут,
И сад одичалый
Качает на ветке слезу.

Но радостным светом
Себя до конца отдаёт
Горящее лето,
Прекрасное лето моё.

* * *

Отчего мы встретились взглядом
Посреди шальных ветерков?
Пять минут мы стояли рядом,
Пять столетий — и пять веков.

Пять минут… Только глаз улыбка,
Словно из забытого сна,
Только нежности грустной, зыбкой
Вдруг нахлынувшая волна.

Пять минут… Так много, так мало…
Словно шорох сухой листвы.
Нас несбывшееся позвало —
И ушло. А за ним и вы.

Далеко у скрещенья улиц
Силуэт мелькнул сквозь туман.
Я взглянула. Вы обернулись.
Вот и всё. Вот и весь роман.

* * *

Я сегодня вам позвоню
И скажу, что дошла до края,
Что мечту свою хороню
И сама вместе с ней умираю.

Что прощенья за всё прошу,
Не хочу ни тоски вам, ни боли.,
Что люблю вас, пока дышу,
Но дышать не могу в неволе.

Что ни в чём я вас не виню,
Только сердце смертельно устало…
Я сегодня вам позвоню
И скажу, что журнал прочитала.

Поболтаю о том, о сём —
О домашних делах, о работе…
Только голос услышать, и всё.
Только голос… А вы поймёте.

* * *

Пора итога: век пошёл на слом,
Седым дождём поплакав на подворье.
Был друг, был брат, был милый дом у моря —
Всё с ним ушло: и друг, и брат, и дом.

А мы с тобой, кораблик мой, плывём,
Мы всё плывём, пускай и с грузом горя.
Упруго гнутся мачты, с ветром споря,
Форштевень режет волны день за днём.

Не веруя ни в ангела, ни в бога —
Штурвал в руках, а впереди дорога,
О чём молить всесильного творца?

Готовы, как бы буря ни крепчала,
Опять искать и начинать сначала.
И в сотый раз — сначала. До конца.

* * *

Ты никогда мне не дарил цветы.
Но я их покупаю. Часто-часто.
И говорю себе, что это ты
Моей рукой мне даришь их на счастье.

И вот в пустынной комнате моей
Душистые, прекрасные, как нежность,
Они стоят… два дня, три дня, пять дней…
Стоят и лгут. И вянут неизбежно.

А мне их жаль. Я медлю и терплю,
Я подбираю лепестки тугие.
Потом себя на глупости ловлю,
Бросаю… И спешу купить другие.

И снова праздник. Так вот и идёт
Вся жизнь моя в цвету. Который год…

* * *

Разрешается сердце погреть
У чужого огня.
Разрешается тихо сгореть,
Никого не виня.

Разрешается робко страдать,
Не моля ни о чём.
Разрешается душу отдать —
Нипочём, нипочём.

* * *

…И снова ложь — как те, другие,
И снова кровь из старых ран…
Беззвучно стонет литургия,
Гремит неслышимый орган.

Над гробом милого былого
Стоишь едва, и мир твой пуст.
И вдруг ударит — нет, не слово —
Усталых глаз немая грусть.

И вновь сама протянешь руку,
Всем сердцем веря в светлый час.
И снова боль, и снова мука,
И снова ложь — в который раз…

* * *

Я раб, я царь, я червь, я Бог!
Гавриил Державин

Не червь, не бог, а просто — человек,
И вовсе не чело, конечно, века, —
А всё же не урод и не калека,
Что ни тверди мой беспардонный век.

Да, множество ошибок и потерь,
Обид и болей тяжкие вериги —
Но все со мной друзья мои и книги,
И кошка Дашка, мой любимый зверь.

Но всё-таки пока ещё при мне
Мои стихи (а иногда и проза),
И первый снег, и первая мимоза,
И белая акация в окне.

И вольность — мой кумир и мой зарок.
Теперь, под вечер, жизнь свою итожа,
Я думаю, как это славно всё же,
Что я не раб, не царь, не червь, не бог!

* * *

Ты не придёшь ко мне весной
Взглянуть, как, солнцем опоён,
Качает шалой головой
Наш, твой и мой, любимый клён.

Ты не придёшь ко мне зимой,
С мороза в дом неся тепло,
Сердясь, что пылью ледяной
Мою тропинку замело.

И осенью ты не придёшь,
Когда унылые дожди,
Топчась по лужам без калош,
Бубнят: не жди, не жди, не жди.

Ты летом не придёшь ко мне,
Держа неброские цветы.
Течёт народ в моем окне,
И всё не ты, и всё не ты.

Проходят годы — много лет.
Уходят дни — не перечесть.
Но каждый ласковый рассвет
Твердит упрямо: счастье есть.

* * *

Я — человек. И в жизни у меня
И горестей, и глупостей довольно.
Порой, за ложный шаг себя кляня,
Всё там же расшибалась, так же больно.

Я — человек. И я порой слаба.
И оступалась я, и отступала.
И падала, когда меня судьба
Коверкала, давила, била, мяла.

И боль, и стыд изведала до дна,
И трусила, и не держала слова…
Я — человек. И потому должна,
И в сотый раз упав, подняться снова.

Вздохнуть, быть может, может, и всплакнуть,
Но, слёзы утерев, — продолжить путь.

* * *

Начала пока еще не было,
Начало едва начиналось.
И песня — нежная, смелая, —
Не пелась — лишь сочинялась.

И в воздухе тихо дрожало
Предчувствие светлых минут,
И сердце тревожно ждало,
Как только однажды ждут.

Заветный звонок раздался,
Счастливый, как песня скворца…
И кто бы тогда догадался,
Что это — начало конца.

* * *

Не дал мне бог родиться дураком.
Какое несравненное блаженство
Жить на земле, печалясь лишь о том,
Что свет твоё не видит совершенство?

Всё явно понимать и принимать
В таком простом, таком нестрашном мире.
Не думать втайне: может, всё же пять? —
Твердя другим, что дважды два — четыре.

Знать ясно, что дурная жизнь — дурна,
Хорошая — приятна и похвальна,
А правда на земле всего одна —
Та, что тебе известна изначально.

Не мучаясь ни болью, ни виной,
Брести себе, дорог не выбирая,
И наконец, свершивши путь земной,
Из рая своего уйти в иной,
Спокойно веря, что достоин рая.

* * *

Шла весна, хмельна, посреди полей,
Посреди земли,
А в земле моей, а в душе моей
Тополя цвели.

Мало дней прошло, и везде тепло,
И река бежит,
А вокруг меня всё белым-бело,
Всюду снег лежит.

Тополя пылят, тополя пылят,
Снег летит, кружа.
Все в снегу поля, вся в снегу земля,
Вся в снегу душа.

Где веселья миг, где печали век,
Где пора беды?
Тополёвый снег, тополёвый снег
Все замёл следы.

Искру радости сберегла в горсти,
А куда бежать?
Тёплый, душный снег, липкий снег летит.
Не могу дышать.

* * *

Живёшь то веселее, то грустней,
Привычно боль свою не замечая.
Смеёшься, шутишь, угощаешь чаем,
Не слушая — больней ли, не больней.

Ты совмещаешь с болью всё, что есть, —
Работу и досуг, печаль и нежность…
Но это не геройство — неизбежность.
Лишь так и можно. Или — в петлю лезть.

Она в тебе — прозрачное стекло,
Засевшее незримо и глубоко.
И ты сама, что боль была жестока,
Поймёшь, когда почувствуешь: прошло.

* * *

Кончились белые нитки в шкатулке моей.
А сколько их было!
Думалось — хватит навек, до кончания дней…
На год не хватило.

Шпульки валяются. Тусклая их нагота
Грустна и убога.
Что ж, надо шить. Ведь шкатулка ещё не пуста.
Есть чёрные. Много.

* * *

Погас мой свет. Погас — а я жива.
Смлтрю на мир спокойными глазами.
Не трачу слов — к чему теперь слова? —
Не поливаю след его слезами.

Нет, я живу — и как живу легко!
Пою, читаю, думаю простое,
Захочется — вздохну неглубоко,
Захочется — влюблюсь. А что мне стоит!

Лгут люди, лгут, беды во мраке нет!
Вот только бы забыть, какой он, свет…

* * *

Долго в зеркало смотрела,
И сказало мне стекло:
Что пылало — отгорело,
Что сжигало — отошло.

Обещая мне, усталой,
Отдых в бурях бытия,
У порога, вижу, встала
Гостья тихая моя.

Протянула горстку соли,
Запорошила виски:
Вот оно, забвенье боли,
Избавленье от тоски.

От жестокости былого,
От ошибок впереди…
Здравствуй, старость. Я готова.
Я ждала тебя. Входи.

* * *

Последний цветок улетевшего лета —
Цветок запоздалый, цветок обречённый —
В бессильных потоках холодного света
Ещё пламенеет на пустоши чёрной.

Да, день или два — и ударят морозы.
Да, век его краток, а участь печальна.
Уже ледяные осенние слёзы
Лежат в лепестках, как убор погребальный.

А он всё горит среди пустоши чёрной,
Отринувший гибель, исполненный света, —
Такой беззащитный, такой непокорный
Последний цветок улетевшего лета.

* * *

Алеют листья винограда.
Толпятся в стаи журавли.
Омыла тихая прохлада
Усталое лицо земли.

Плывёт куда-то к странам дальним
Реки туманное стекло,
А сердцу вольно и печально,
И одиноко, и светло.

* * *

Как всё же хорошо, что мой он весь, до дна,
Тот кубок счастья и печали.
Взяла его — сама, пила его — одна,
В тиши, бессонными ночами.

Что, радости своей не разделив ни с кем,
Ни с кем я боль не разделила.
Нет доли никому в моей тоске —
Ни другу, ни сестре, ни вам, мой милый.

Пускай, ничьей души не тронув глубоко,
Ничью не омрачу я долю.
Так тень от облаков безвредно и легко
Скользит по утреннему полю.



Тексты автора


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.