ДВОЙНОЕ РАЗРУШЕНИЕ ГРАДА

Очерк я написал быстро. Правдивый. Как бы отталкиваясь от всего того, что уже было написано до меня. Писал, зная наперед, что буду отвергнут. Но когда шёл в Ростиздат, какая-то надежда всё-таки была.

— Ну, что вы там увидели? — более чем любезно встретила меня Л.

— Живых людей. Когда ехал в электричке на шахту, прочитал литературу о герое. Впечатление — это ходячие манекены, непрерывно рапортующие партии и правительству о своих успехах… Оказалось, живые люди. Как о людях я о них и написал. Нет, в шахте, конечно, полно народу, который не своим умом живёт. Как везде у нас. Но Пых, и кто вокруг него, не шавки. Они стоящие. Совсем не такие, как у ростовских классиков.

До чего же быстро Л. всё поняла. От её любезности ничего не осталось.

— Да? — Некоторое время она молча разглядывала меня. Резко встала над столом. — Так! Будем читать…

Через несколько дней я был у Л. Она на этот раз была официальна, сказала, что очерк не читала, вот послушайте Фаину Викторовну.

Фаина Викторовна, как и Л. тоже не была похожа на интеллигента, занимающегося творчеством. Важная, расфуфыренная, а за всем баба, героиня советских времён, знавшая всё про всё — типичная бандурша. Она говорила со мной около часа, но я, поняв, что как и предполагал, мне отказывают, совершенно её не слушал. Но неожиданно Фаина Викторовна сказала, что собирает сборник рассказов о труде, нет ли у меня чего-нибудь на эту тему. Я ответил, что есть, и уже через двадцать пять минут могу привезти аж два рассказа.

— Вот как, — оживилась уставшая от собственного красноречия Фаина Викторовна. — Вы что, здесь неподалеку живёте?

— Нет. Я живу на Западном. Но у меня драндулет, двадцати пяти минут мне хватит, чтобы сгонять туда и обратно.

— Ну что ж, посмотрим. Хотя можно и не спешить. — И довольно-таки одобрительно на меня посмотрела.

Я управился за двадцать три минуты. Впечатление это произвело. Один рассказ она тут же прочитала. И явно желая в свою очередь быть скорой и решительной, сказала:

— Этот я беру. Если и второй окажется не хуже, тоже возьму. Позвоните мне завтра в середине дня.

И на следующий день я услышал, что и второй рассказик она берёт. Да ещё и прибавила: умница, вот так и надо! А про Пыха вам ещё рановато писать. Особматерия. А потом замялась, как бы очень затруднившись:

— Вадим, а вот этот ваш драндулет, он всегда такой быстрый?

— Он или быстрый, или никакой. Сейчас он в норме, — отвечал я.

— А не подъедете ли вы к редакции, мне надо кое-где побывать по делам издательства.

— Я здесь недалеко. Через пять минут буду у вас.

— Я, конечно, знаю, что вы обо мне думаете, — влезая в машину, сказала Фаина Викторовна, — но мы завалены работой. Директор сказал, что никто не пойдёт в отпуск, пока не будут сданы в производство все плановые рукописи. Приходиться хочешь не хочешь привлекать авторов.

— А сборничек с рассказами о труде плановый? — довольно игриво подхватил я разговор.

— Плановый, но не в этом году. Сдача в октябре следующего года. Но это ничего. Главное, что он плановый, а планы у нас не отменяются.

После этого она стала рассказывать как много ей приходиться работать, как трудно с авторами, закатывающими истерики, пишущими жалобы, с сослуживцами, в частности с Л.

После трёхчасового петляния по улицам Ростова, когда наконец вернул Фаину Викторовну под стены её родного учреждения, нежданно возник замысел. Бог с ним с этим очерком! Сделаю-ка я повесть про шахтёра Севера, сделавшегося подобно Пыху известным и счастливым. Использовать тот свой опыт прибавив к нему новый недавний. Ведь Пых мне понравился. Так почему нет, так почему не написать повесть одновременно и честную и проходимую.

Полгода я трудился. Набрал на машинке более ста страниц. И понёс в «Дон». И что же? Мой труд одобрили. Тогда как раз Партия и правительство призвали руководителей писательского союза обратить внимание на молодёжь, на свежие силы. Толстые журналы, естественно, откликнулись на пожелание высоких товарищей, «Дон» готовил номер, почти целиком занятый рассказами молодых (а молодые все как один были не молоды). Готовилась туда и моя повесть. Но, господи, что заставили они сотворить с ней меня самолично (например, из девушки не девственницы сделать подобную утренней заре орхидею, а про главного героя обязательно где-нибудь вставить, что он комсомолец со стажем), потом окончательно изуродовали собственной твёрдой рукой. Когда номер вышел, я прочитал первую страницу, потом заглянул туда, сюда и будто умер. Ничего не получилось! И не получится. Я пишу плохо, раз меня не печатают в центре, а то чем занимаются здесь эти раз навсегда перепуганные люди — это никогда меня не устроит. Тогда же вышел сборничек рассказов о труде в Ростиздате. Рассказы тоже были неузнаваемы, они напоминали кудлатую голову, из которой большими клочками вырвали половину волос. Окончательно добитый, я устроился вновь в Водоканал. Я работяга на всю жизнь — и ладно. В ближайшем будущем куплю «жигули» (деньги на машину сумел не тронуть), жена красавица, дом просторный, дочка прелестная, а там, глядишь, что-то в нашем государстве изменится. И пошли вы все на … в таком случае.

Однако траур по самому себе длился и длился. И через полгода я засел за стол, восстановил свою повесть, местами, на мой взгляд, улучшив. И во время. Мудрая Партия продолжала не давать писателям покоя. В Ростов приехала бригада литераторов из издательства «Молодая Гвардия» отобрать лучшее, что есть в области. Я без моего ведома уже числился членом Ростовского литобъединения молодых, меня вызвали, я сдал на прочтение свою восстановленную и улучшенную повесть. И она произвела на москвичей впечатление, из всех прозаиков отобрали меня. Более того, сказали, что я похож на Андрея Платонова.

Их было четверо за столом президиума. Старшему группы, как и мне лет сорок, остальные, две женщины и парень, всем чуть за двадцать пять. Одна женщина была обыкновенная, симпатичная, она вела разговор с поэтами. Другая была яркая, с первого взгляда видно, что очень умная, тонкая. Она отвечала за прозу и сказала, что из прозаиков её не огорчил один я. Парень молчал, быстро поглядывая в зал, он делал зарисовки на листах бумаги, он был художник. Собрание было многочисленное. Избранные несколько поэтов выходили сказать о себе и что-нибудь читали из своего. Мне тоже предложили рассказать о себе и почитать. Я поднялся и заявил, что это ни к чему, если хотите, смотрите, вот он я весь, ну и о чём ещё говорить?

— Какая-нибудь биография у вас есть ведь… — сказала яркая девушка, отвечавшая за прозу.

— Ну рост метр восемьдесят четыре, вес 93 килограмма, частичный левша, работяга — токарь, слесарь, каменщик и что угодно. Но не очень добросовестный, одни мою работу ругают, другие хвалят. Хвалят всё-таки чаще, потому что хоть я не очень, но другие ещё хуже. Писать нацелился рано, однако гением себя не считаю, хотя и бездарью тоже. В детстве и молодости главным утешением было пение и Дон. Потом мотоциклы и спиртное, после которого на подвиги тянуло. Теперь наловчился строить дома. А читать не умею.

После этого яркая девушка спросила, кого из писателей 20 века я люблю больше всего.

— Из наших самый сильный Булгаков. Из западных когда-то поразил Ремарк, потом Камю, недавно мне дали «Осень патриарха».

— А Платонова вы знаете?

— Знаю. Гений, конечно. Но читать его слишком тяжело, потом хожу больной, хочется повеситься или утопиться.

Была некоторая пауза.

— Да, — согласилась девушка. — Он очень задевает. А можно мне прочитать из вашего страничку, раз вам это трудно?

И она прочитала кусочек моей повести, причём, как раз это место я считал абсолютно заурдным — обыкновенный кирпич в кладке, я его вложил в стену почти незаметно для себя.

Когда собрание кончилось, председателя и девушку, отвечавшую за поэзию, окружили многочисленные стихотворцы, а я подошёл к девушке, так сказать, прозаику. Она и художник ждали меня. Мы пожали друг другу руки.

— Мы Ксеня и Володя, муж и жена. Володя художник, ему поручили подготовить иллюстрации для альманаха. А я, как и вы, считаюсь начинающей с дипломом Литинститута.

— Неужели в самом деле из этого что-нибудь получится? — сказал я.

Меня заверили, что да, обязательно получится, причём, без волокиты сборник выйдет к Новому году.

— В таком случае это надо отметить и всех приглашаю поехать ко мне. Можно хоть сейчас. На скорую руку что-нибудь да придумаю.

Мне отвечали, что у председателя и поэтессы через два часа поезд на Москву. А у Володи здесь живёт мама, и супруги побудут в Ростове ещё два дня.

— Это ещё лучше, можно не спешить. Ростов муж жене сам покажет. Но вокруг Ростова несколько знаменитых городков. Таганрог. Азов. Новочеркасск и Старочеркасская. Есть ещё раскопки древнего поселения Танаис. Выбирайте, прокатимся. Ну, а потом ко мне, узнать меня, если хотите, в полном объёме.

— В Таганрог! — загорелась Ксеня. — Обожаю Чехова. Пьесы его не люблю, но это не важно. Вова, ты был в Таганроге? — живо спросила она мужа.

— Не был. Наш класс был, а я почему-то не смог.

— Вот и хорошо, — сказал я. — А на полпути можем посмотреть раскопки Танаиса. Я тоже обожаю Чехова.

Договорились встретиться на следующий день.