ДВОЙНОЕ РАЗРУШЕНИЕ ГРАДА

ВТОРОЕ РАЗРУШЕНИЕ ГРАДА

(Повести и рассказы)

МЫ

КАК Я, НАКОНЕЦ, ИСТИНОЙ РАДОСТИ СПОДОБИЛСЯ

Оставить комментарий

Мы сидим в глухом уголке быткомбината шахты, в бильярдной. Михаил Павлович говорит медленно, тихо и… заученно.

Детдом, война. Невзрачный, терпеливый, добросовестный и в детдоме, и на войне всяческие тяготы и опасности он нёс наравне с другими, а радостей, удач почти не было. Никто его всерьёз не принимал, и если б не большая его физическая сила, неожиданная и непонятная в сравнительно небольшом теле, ему от всевозможных шутников было бы совсем плохо. Особенно на войне плохо. После войны даже податься было некуда. Без особых надежд отправился к сослуживцу на Кубань, в Армавир. Устроился на консервный завод. Там повстречал будущую жену. Был соперник. Оба обещали девушке хорошую жизнь Девушка поверила невзрачному Мише.

Тогда и началось в жизни светлое. Решили поехать на шахту заработать на домик. Четыре с половиной года Михаил работал на шахте «Южная-1» Ростовской области. Потом купили домик в Армавире, Миша вернулся на консервный упаковывать консервы. Ещё ему хотелось мотоцикл с коляской. Родители жены хотели ему купить желанную машину, но Пых воспротивился: «Нет, не надо. Зачем это старики будут покупать на свои сбережения. Заработаю сам». С упаковки перешёл в гараж шофером. Как водится, новичку дали старую машину. Изрядно помучившись, отправился Михаил вновь на шахты. Во второй раз поступил на «Южную-2», потом переименованную в «Майскую». На «Южную-1» постыдился показываться. Принять-то примут, да обязательно скажут: «И долго ещё туда-сюда рыпаться будешь?» С какими глазами, заработав на мотоцикл, он будет увольняться с «Южной-1»?

К тому времени как мужчина он вошёл в полную силу. Переезд, устройство — разве это работа? Тело ныло от бездействия. И начал так, как сам никогда не работал, и никто в этой шахте не работал.

Бог его знает как это получилось. Новичка встретили недружелюбно, всё про него знали. И решился Миша в первый же день бросить бригаде вызов. Когда пришёл бригадир распределять «паи», попросил:

— Двадцать метров мне дайте.

Лопата, кувалда, клевак, пила — такими инструментами работали горнорабочие в пятидесятых. Казалось, чудес здесь быть не может.

— Ты серьёзно говори. Здесь так не шутят, — сказал бригадир.

— Я серьёзно, — мрачно отвечал новичок.

Очистить двадцать метров забоя — это было в два раза больше того, что обычно брали на себя шахтёры этой вовсе не отстающей бригады.

Во второй половине дня Михаил попросил соседа помочь закрепить очищенное пространство.

— Ещё чего? Хапуга! Откуда ты такой взялся…

— Ладно. Сам справлюсь, — проворчал Михаил.

В конце смены пришёл бригадир принимать работу и поразился:

— Вот это да!

Участок новичка был как хорошо прибранная квартира.

Своим Пых не понравился. Зато директор Косин, человек, все свои силы отдававший шахте, в сорок первом её взрывавший, в сорок третьем восстанавливавший, очень заинтересовался необыкновенным работником, вызвал к себе. Разговор получился начистоту. Михаил ничего не скрыл о своих планах.

— Брось эти глупости. Твоё место здесь. Учись на машиниста. Потом будешь звеньевым, бригадиром, — сказал директор.

— Какой из меня бригадир! Я только за себя могу ответить, — пробовал возражать Пых.

— Видно будет, — сказал директор. — Ты мне нужен. Твоё место здесь. Поговори с женой. Если «да», квартиру хорошую получите в ближайшее время.

Через несколько часов разговаривал с женой.

— Да ведь дом-то уже купили, — пыталась возражать жена.

— А кому мы с тем домом нужны? А здесь вот нужны. За всю войну хотя бы медальку дали. А ходил и в атаку, и в разведку. Не будешь таким вредным, говорили…

…И всё это про шахту, про Пыха в общем-то было в тех подлых книжечках. Как следует поработав, с них можно было написать очерк, вообще не приезжая в город Шахты. Что я мог? По-новому выстроить материал, писать нормальным языком. Этого мало. Кто он всё-таки?

На столе перед Пыхом телефон, время от времени он куда-то звонит. Разговор непонятный, кроме одного.

— Ну там бутылки три и к ним таво-сяво, сам понимаешь, — говорит он кому-то.

«Ой-ой, а вот это бы ни к чему», — думаю я, почти переставший пить с тех пор как ушёл с производства.

— Михаил Павлович, я разговаривал не только с вашими людьми, но и из других бригад. Есть недовольные, говорят, что из-за ваших рекордов нормы режут, работать приходится больше, а зарплата стоит на месте.

— Есть маленько. Но сколько помню, нормы всегда резали раз в год, а если новая техника, то и чаще. Я этим не занимаюсь… Когда началась у нас на шахте эта самая НТР и пошла новая техника, надо было учиться самому, учить других, было интересно. Мы самые первые в стране осваивали струговые установки — струг. Норм вообще не было. Думали только о КПД. Как использовать технику, чтобы КПД был хотя бы процентов пятнадцать. Сейчас он у нас до семидесяти, а по-началу был чуть более десяти…

И вдруг то, о чём в книжках не было:

— Самые главные люди изобретатели, инженеры. Когда это начиналось, они вместе с нами, бывало, по две смены из шахты не вылезали. Бывало и за лопату брались, и за пульт садились. Они главные. Голова — это и есть всему голова, а руки-ноги — что голова прикажет. Им бы все наши ордена и почести. А мы что? Мы пыль глотаем. От струга пыли очень много…

— Да, это я заметил. От струга пыли очень много.

И здесь в бильярдную, глухой уголок шахты, начинается паломничество.

Сначала приходит старый пыховец.

— Миша! Плохие дела. В больницу кладут. Вещества какие-то в меня не поступают…

— Ложись.

— Ты так советуешь? А вдруг они меня совсем залечат…

Потом в дверях появляется голова главного инженера, короткая беседа с ним у меня уже была. Он входит, садится на бильярдный стол, вздыхает.

— Тёща умерла.

Мы с Пыхом одновременно:

— Сколько лет?

— Восемьдесят три. Хорошо в общем-то умерла. Никогда не болела. Вдруг утром ослабела, днём попросила вода напиться. Пока ходили за водой, умерла. Плохо только то, что среди родичей я сейчас самый могущественный и все хлопоты свалят на меня.

Наконец откуда-то из боковой неприметной двери появляется начальник пятого участка, того самого, на котором работает бригада Пыха. Он из раздевалки, в одних трусах — чёрное лицо, чёрные руки, тело белое: прежде чем идти в душ, пришёл покурить в хорошей компании. Садится в кресло, курит, дышит и вдруг с каким-то нажимом:

— А уголёк-то пошёл крепкий!

И вдруг завязался у них какой-то спор вокруг угля, механизмов, какие-то имена, фамилии. Стараюсь хоть что-то понять, и хотя бы запомнить. Кончается всё появлением нового лица. Человечка с бутылками и кульками. Гонца! Спор мгновенно забыт, настроение меняется. И…

Часа через три я покидал «Майскую» на не совсем верных ногах, но в полном восторге от неё самой, от её гостеприимного народа, с лучшими представителями которого только что пил, говорил, обнимался. Ещё бы, я увидел-таки нечто новое для себя — работягу испытателя! Такого же как испытатели самолётов, танков, кораблей. Ни в чём Пых не виноват. Большое количество умных, знающих людей трудилось, чтобы внедрить новую технику. Лавры достались работяге. Такова политика партии: рабочий класс самый главный. Не могут они без вранья. Но какие хорошие люди главный инженер и начальник участка да и сам герой. Совершенное спокойствие по поводу сложившегося расклада вещей. А я так не могу. Они добрые, а я злой. И, если угодно, добрым быть не должен. Вот ведь как. И… И… И… Всё вместе взятое — это, если по настоящему разобраться от самого зарождения идеи струга, получится роман. Да, да, такая задача. Каким образом, несмотря на тупость власти, не у всех опускаются руки, здесь, там находятся подвижники, им подражают и все вместе мы живём.




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.