ДВОЙНОЕ РАЗРУШЕНИЕ ГРАДА

На Маришу мне указала одна старая знакомая.

— Зайди в пункт проката на Профсоюзной. Там есть хорошая девочка для тебя. Небольшого, правда, росточка, но, как говорят, маленький да удаленький. Зайди, может быть она тебе подойдет.

Через несколько месяцев после того разговора, когда мне потребовалось новое знакомство, я зашел. Первое, что подумалось: «Нет! На этой я тоже не женюсь. Слишком проста». Тем не менее чего-то я ей наговорил, главное, сказал, приду к концу её трудового дня, а там видно будет. Она вроде возражала, потом как бы согласилась. Все было как всегда. Встретил ее, пошел провожать. Постояли немного на улице. Проверил на крепость: потянул за ручку к себе, она уперлась, засмеялась и заспешила домой. И тогда я сказал, что хорошо, завтра состоится настоящее знакомство.

«Завтра» я конечно же потащил ее в ресторан. Вино, разговоры, музыка, танцы… Я ее окончательно рассмотрел. Карие глаза, белые ровные зубы — на круглом смеющемся лице, пожалуй, плох был только лоб. Миниатюрная, она хорошо танцевала, а с ума меня сводил ее слишком низко опущенный пояс. Когда мы танцевали и время от времени моя нога попадала между ее ног, пояс пружинил и волей-неволей одолевали дурные мысли. Видимо то же самое чувствовала и она. Целоваться мы начали еще в ресторане. Потом пешком шли по пустынному городу и тоже целовались. Погода для желающих влюбиться была самая благоприятная — конец апреля, прохладно, сухо, вот-вот готовы расцвести деревья. Мы жили в одном районе, только она сразу за вокзалом, а я на окраине. К тому времени, когда мы пришли к ее дому, я решил, что Мариша мне нравится и поэтому не стоит спешить, пусть она уйдет как пришла. Но так случилось, что прощаться мы остановились как раз на остановке моего автобуса номер 10. И он, этот самый номер 10, совершенно пустой, вдруг резко затормозил перед нами. С треском распахнулись двери… Что здесь еще оставалось делать? Я развернул Маришу лицом к двери, положил руки на ее талию и, болтающую ножками, аккуратно внес в салон.

Трудно было в автобусе — наизнанку пришлось вывернуться: «Я ведь о тебе думал дней за пять до нашего знакомства. Предчувствие, ожидание какое-то (точно было!)… Именно о маленькой, изящненькой думал. Глазки блестят как пуговки и стрелять умеют прямо в сердце…» Очень боялся, что сбежит из холодной плохо прибранной хатки, в которую привел. Но обошлось, получилось. «Все-таки меня ты не боишься — и правильно делаешь», сказал я, когда мы разделись и обнял ее уже готовенькую. «Мышь копны не боится», был ответ. Маленькая и на вид хрупкая, она позволила обнимать себя с какой угодно силой. «Не больно?» — «Нет». Утром, впрочем, выглядела обескураженной, сначала вообще не разговаривала, а когда провожал, залепетала о том, что больше пить вино она никогда не будет, так как делается от него совсем глупой, что это у нас с ней в последний раз. Еще она сказала, что я у нее лишь второй. Я засмеялся: вторым меня называли по меньшей мере в двадцатый раз, в том числе и когда сам я был в первый — ну и воспитание у наших девушек…

В общем все было как всегда, договорились встретиться через день. На этот раз я приготовился — прибрал в хатке, протопил печку, купил вина и еды. Однако, когда пришел в пункт проката перед закрытием, она мне даже не улыбнулась. Более того, сделала вид, что очень-очень занята. Я почему-то мгновенно обозлился, вышел из стеклянно-бетонного помещения и стал ждать. Когда она появилась, ни слова не говоря, пошел рядом. Молча сделали мы шагов пятьдесят. Наконец я сказал:

— Я-то думал, знакомство состоялось… Может быть вы — это не вы?

Она как бы не выдержала собственной суровости, засмеялась и остановилась.

— Но я уезжаю завтра утром. Мне надо собраться.

Я уже знал, что она родом из большого районного села, здесь с двоюродной сестрой снимает комнатку, очень скучает по дому и, так как работа у нее по пятидневкам (пять дней на работе, пять дома), то часто, отработав подряд две, а то и три пятидневки, уезжает домой.

— Это очень срочно? — сказал я.

— Нет. Но я обещала, меня ждут.

— Мне ты тоже обещала.

— Что я обещала?

— Ну как же? Свидание.

— А… Но я забыла, что не могу.

Она уехала. Начались великие праздники «1 Мая» и «День Победы». Я провел их в чистоте, то есть в совершенной трезвости за письменным столом или на диване, размышляя о русских победах, в том числе 9 мая 1945 года, которые на самом деле для простого народа никогда победами не были… Человек, конечно же, дьявольское творение природы. Все его могущество от слабости, страха и несовершенного ума, который сплошь и рядом есть глупость. Ну да, глупость ведь тоже свойство ума. Последнее. И, к сожалению, самое преобладающее. Нелепейшее существо — голая обезьяна — была какой-то злой шуткой, обреченной на быстрое и бесследное исчезновение — как и положено всякой шутке, всякому мыльному пузырю. Однако обезьяна взялась изобретать оружие, возвысилась с его помощью над остальными животными, и тем не менее все ее величие и неслыханная плодовитость от страха и глупости. Жизнь наша трагикомична. Выдумали бога, чтоб объявить о собственном богоподобии. А раз так, подавай нам вечность. Все наши дела будто бы рассчитаны на веки вечные. На самом деле бесследное исчезновение нас и наших дел такой же факт, как смерть муравья, пчелы, мухи, кошки, собаки. Приходит время — и нас нет.

Впрочем, не только об этом я думал.

Первого мая громко гуляли соседи справа, девятого мая соседи слева, и меня, между прочим, приглашали. Мне же хотелось любви и понимания. С досадой думал о Марише. Скорее всего она хитрая. Вот ровно год назад была у меня честная во всех отношениях подруга. Да, утром прошлогоднего Первомая вдруг стукнуло: чего сидеть дома? Не прокатиться ли, например, до Пятигорска, до горы Машук?.. Сказано — сделано. За каких-нибудь двадцать минут собрался, поехал к ней. Уговаривать не пришлось… и уже вечером мы были за Невыномысском и, спугнув зайца, ставили палатку у ручья на необъятной предгорной равнине. Потом подруга расстелила одеяло на молодой траве и разложила еду, а я насобирал в кустарнике сухих веток и палок и разжег костер. Над землей стояла тишина, но в голове продолжал свистеть встречный ветер дороги, затекшие руки и ноги плохо слушались. Есть сели в полной тьме. У нас была бутылка водки. Выпили. Костер едва освещал угол палатки да пару кустов. Чувствовали мы себя не очень хорошо. Но вот тьма начала как бы разряжаться — это там, где была трасса, над плотной грядой туч у горизонта всходила луна. К концу нашей трапезы видно уж было далеко вокруг. И на этом большом пространстве мы были абсолютно одни … Глубокой ночью я выполз из палатки, чтобы напиться воды. Что за сияние лилось с неба. Видно было как днем, тень каждой травинки четко отражалась на земле, воздух был сине-голубой, а вокруг самой луны стоял зеленым кольцом. Конечно же надо было ради одних только видений этой ночи промчаться четыреста километров на в общем-то не очень надежном средстве передвижения — мотоцикле…

А с десятого мая я запил-загулял. Сначала мне подвернулись две подруги, успевшие расстаться не только с первыми мужьями, законными, но и вторыми, гражданскими. Обе были с высшим образованием, разговаривали между собой по-французски. Вообще-то мне понравилась одна, и нас довольно-таки сильно прихватило: буря, казалось, утихнет не скоро. Вторая же, чтоб скучно не было, сопровождала нас в кино, в кафе, я обещал познакомить ее с кем-нибудь из своих наиболее филологически подкованных друзей уголовничков. После нескольких встреч на свидание пришла только вторая подруга. Делать нечего, повел ее в кафе-мороженое, там выпили основательно и… «Раз нет Вали, пусть будет Люба», — сказал я. Но вот в чем дело. Очень хороший человек, как женщина эта Люба мне совсем не нравилось, ничего путного у нас не вышло. Так, одно название. История кончилась слезами, покаянием: Люба пошла к Вале и повинилась. Та хохотала. А в результате было то, что обе испугались: «Выходит, подруга, мы теперь с тобой бляди!», — и помирились со своими гражданскими мужьями.

А мне тем временем подвернулась еще одна, пять месяцев тому назад покинутая мужем. Эта была простолюдинка, с ней я провел одну ночь. Но какая это была ночь!

Врачи говорят, алкоголь ослабляет, нарушается коррекция, обмен веществ в организме и так далее. Да, ослабляет, нарушает, но и сильным иногда делает невероятно. Мои несколько приступов гневливости, когда я мог швыряться людьми и огромными камнями, случались именно в очень нетрезвом состоянии. То же и в любви время от времени по пьянке мог я проделывать что хочешь и сколько хочешь. Пока не делалось страшно: все тело разогревается до предельного градуса, каждая клетка живет, наконец, полной жизнью, кожа делается сверхчувствительной, уже не специальные органы доставляют удовольствие, но все тело любит и каждое прикосновение к другому телу есть восторг, наслаждение, — вот здесь-то, на великой скорости можно раз навсегда заглохнуть, как это бывает с машиной, когда гонщик слишком увлекается трассой и в баке кончается бензин — насос пару раз вместе с воздухом всосет какие-то капли, мотор отзовется судорожными рывками, и все, конец, огненная машина должна быстренько остыть…