ДВОЙНОЕ РАЗРУШЕНИЕ ГРАДА

— Что же вы двери не запираете? Бросили чемодан и так ушли… — начал с упрека один из них.

— Здесь у нас кто только не ходит. Мы свои вещи держим в кладовке.

— Что ж это за лечение? И давно вы так? Умывальник я нашел по запаху на втором этаже. Кладовка там же?

Второй крепыш засмеялся.

— Да нет, умыться можно и на первом. Просто надо знать где что. А кладовка точно на втором. Да все нормально, привыкнешь. Нам тоже сначала не очень показалось. Нормально! Я через три дня отчаливаю, он через пять. Отмучились.

— В таком случае, раз вам все равно, я завтра попрошусь куда-нибудь подальше и повыше. А сейчас нельзя ли достать спиртного? По случаю знакомства…

Оба смутились.

— Да вроде нельзя. Лечение…

— Я еще не приступал, а вы все равно кончаете.

— Это да. Только поздно. Достать, конечно, запросто. С буфетной наценкой, ресторан сразу за воротами. Но ведь тебе завтра осмотр, лечение назначат. Вдруг врач услышит запах.

— А море далеко?

— Метров пятьдесят. Комнаты с той стороны коридора окнами выходят на море. Оно почти всегда бурное. Баку в переводе — город ветров. Иногда утром бывает тихо, но к полудню ветер обязательно. Причем, всегда только с одной стороны, с моря.

— Вода холодная?

— Теплая и немножко от нефти маслянистая. Мы сначала каждое утро ходили купаться. Завтра покажем.

— А с местными как?

— О! По-разному. Когда ему не надо, хоть десять раз спроси — он не слышит и не видит. В магазинчике захочешь купить двести грамм колбасы, он тебе здоровенным ножом на глаз кусок отрубит — бери и сматывайся. Перед девками нашими любят остановиться, пачку денег вытащат и считают. Правды нет. А вообще народ бедный, жизнь у них такая: один смеется, десять плачут.

Им куда-то надо было, скоро они, деловые, ушли, а я лег спать.

* * *

Следующий день я ужасно томился. Только рано утром было хорошо. Вася и Коля, так звали мужичков, к которым меня поселили, показали дорогу на море. С обратной стороны к корпусу подступали песчаные барханы, а потом был обширнейший плоский пляж с несколькими скамейками и полосатыми грибками от солнца у самой воды. Туда идти было метров двести. Перед тропинкой в барханах мои новые товарищи остановились.

— Что там делать? Погода сегодня не летная…

Я их понял. Погода, действительно, была скверная. Дул сильный ветер, небо в темных низких тучах, еще темнее казалось море, оттуда доносился грозный грохот волн. И ни впереди, ни справа, ни слева ни души. Где-то когда-то во сне или грезах я уже видел это. Обрадовался.

— Ясно! Вы идите назад, а я сам. Все нормально, возвращайтесь, я только до воды и обратно. Мне надо познакомиться, — ободрил я товарищей и побежал к морю.

Волны вздымались высокие, но на Черном море я в таких не раз купался. К тому же под ногами были не кремни, а чистый, без единой ракушки желтый песок, и вода теплая. Минут двадцать тешился — бросался в волны, потом, дождавшись самую высокую, на ее гребне выносился назад. Возвращаясь, сначала обошел весь санаторий, еще раз убедившись, что город Баку и его окрестности, место суровое. Песчаные барханы подступали к корпусам и парку, деревья в нем, в основном невысокие чахлые сосны, стояли накренившиеся в противоположную от моря сторону, с корой, забитой песком. Песок забивал все. Даже желтые цветочки в клумбах — уж на что временные создания, и те успели как бы просолиться и ороговеть с наветренной стороны. Позавтракав, понял, что буду здесь регулярно голодным. Началась тягомотина. Важный азербайджанский врач назначил мне сероводородные ванны, гальванизацию, лечебную гимнастику и массаж. До самого обеда бегал по процедурам. Перед каждым кабинетом обязательно очередь. Народу в санатории было тьма, и все не моложе тридцати, а вообще преобладало старье от сорока до шестидесяти, некоторые в самом деле очень больные. Просто кошмар как много было вокруг людей. Типичнейшие, узнаваемые, приехавшие лечиться и отдыхать и желающие по этому случаю хорошо выглядеть, они были убийственно неинтересны. А сам санаторий! Такое халтурное отношение к своему делу можно было увидеть разве что в родном ЖЭУ, бардаке из бардаков. Да пожалуй мы были лучше, с нами по меньшей мере можно было разговаривать. Здесь же тебе сходу давали понять: мы постоянные, вы временные; что не нравится — перетерпите… и вообще санаторий не для вас, а для нас! Прислуга, можно сказать, заодно с природой разрушала заведение. «Более шести дней, если не попадется хорошая баба, я здесь не выдержу», — решил я. Между тем день накалился, к часу дня стало очень жарко. После обеда, опять голодного, многие потянулись на пляж. Я, конечно, тоже пошел и увидел лечащийся народ в купальниках. Разочарование усилилось. Ну откуда такие фигуры? Нет, ничего я здесь не найду и пожалуй отчалю через три дня. Отпуск есть отпуск: прилечу домой, сяду на мотоцикл и поеду, например, в Одессу, в которой тоже никогда не был… После полдника организовал пьянку. Вася и Коля открыли кошелечки, и, отвернувшись, поворошив бумажки, дали по трояку. Я выложил десятку. Два хмыря из отдыхающих, почувствовавших поживу и явившихся в комнату на шелест денежных знаков, побежали за водкой. К шести вечера мы все были очень счастливые. «В первый раз мы так», — признались Коля и Вася. Вдруг они вспомнили, что сейчас начинаются танцы.

— Как? До ужина? Когда во дворе белый день?

— Да. У них так. После ужина будет кино. Как вчера, когда ты приехал, а мы все были в кино.

— Наоборот должно быть! Танцы — балдежь. Разве можно балдеть, когда светит солнце?..

— Понятное дело. Но они же на нескольких ставках каждый. Отбарабанят у нас с шести до восьми и едут в другое место.

— А киномеханик сейчас в том самом другом месте?

— Наверное. Пошли посмотрим. Да они такую музыку играют, что и после ужина ты ее танцевать не станешь. Зурна, барабан, аккордеон — как заведут одно и то же на полчаса…

— Во всем у них своя музыка, — подтвердил один из хмырей.