СТРАШНЫЙ СОН

Сплю я как-то в своей законной супружеской постели. За окном предутренние сумерки. В комнате еще совсем темно, но кое-что разглядеть уже можно.

Вдруг чувствую — не жена рядом лежит. Ну, явно — не жена! Даже запах другой. Приятный, но другой.

Поворачиваюсь — мать честная! — на фоне темного ковра бледный профиль. Только вечером с мужиками о нем говорили, и все только одним нехорошим словом его называли. И вот он — рядом лежит. Ручки за голову закинул, в потолок смотрит, вроде как ждет чего-то. Батюшки святы! Он еще и голышом лежит! Ну, совершенно голышом!

— Ты кто! — спрашиваю.

— А ты разве не узнал? — ласково говорит он, поворачивается, запускает руку под одеяло и начинает меня там нежно тискать.

—Да ты что, с ума сошел!— возмущаюсь я. — А ну, прекрати! Я нормальный мужик! Не то, что твои всякие там… Прекрати, я сказал!!!

— Тихо, тихо, тихо, — шепчет он, обнимает меня другой рукой, прижимается, дышит в ухо и шепчет: — Понимаешь, в том-то и дело! Ты даже не представляешь, как все эти мои уже мне остофигели. А так хочется любви нормального настоящего мужика. Давай, а?! Ну, пожалуйста! Я ж ведь не просто мальчик с улицы, я ж ведь все-таки… Ну, очень хочется! Пожалуйста, ну давай, а?

Он приподнимает голову, смотрит на меня, и я вижу в этом сумраке, что из глаз у него текут слезы. Ну, действительно текут, и на плечо мне капают.

«Господи, что же делать?! — думаю я. — Вскочить! Бежать! Так за дверью наверняка охрана его стоит. Им ведь не докажешь, кто к кому приставал. Тут же на месте и пристрелят. А жена где? Не иначе как на кухне с кляпом во рту сидит, к батарее наручниками пристегнутая. Что делать?»

А он все тискать продолжает. И уже почти натискал!

— Сейчас я повернусь, — шепчет он. — Только, пожалуйста, потихонечку, так, чтобы не больно было. Я ж понимаю, что ты все-таки мужик. Но постарайся ласково, нежно, с чувством…

Повернулся он на бок. Чувствую, одной рукой ляжку свою оттопырил, другой рукой хозяйство мое направляет.

— Давай, миленький, давай! Потихонечку, ласково…

Меня родная жена уже сто лет миленьким не называла, а тут такое дело.

Ну и, естественно, вошел я потихонечку, ласково, как он просил.

Потом повернул его животиком вниз, а сам сверху, и так же ласково, нежно продолжаю.

И чувствую — нравится ему, постанывать начал, движения взаимные делает.

Вдруг меня как кипятком ошпарило. Смотрю и глазам своим не верю. Часы у него на левой руке. Всегда на правой, а сейчас — на левой.

«Ну, все, — думаю, — подменили! Подставили! Развели, как лоха!»

— Ты на часы внимания не обращай. Это я специально, — шепчет он с придыханием. — Тут, конечно, все проверили, но мало ли, вдруг где-то еще какая скрытая камера осталась. Никому ведь доверять нельзя. На всякий случай лишняя отмазка не помешает. Давай, миленький, продолжай.

Убедительно так сказал. Ну, я и продолжаю.

Чувствую, он уже вот-вот: пальчики в подушку впились, захрюкал, потом мордой в подушку уткнулся, зарычал и… успокоился.

А я-то продолжаю.

— Погоди! Остановись! — шепчет он.

Я, конечно, останавливаюсь.

Он из-под меня как-то лихо выворачивается, ложится рядом на спину и выдыхает:

— Ой, как хорошо!.. Ой, спасибо!..

— Да, на здоровьичко! — Отвечаю я. — Только это… Я-то ведь еще не того… Что же ты сорвался?

А он приподнимается, через меня перелезает и говорит:

— Ну, это ты уж как-нибудь сам управляйся. А я — в душ. Кстати, как тут у тебя с ЖКХ, все нормально? Горячая, холодная вода, отопление, свет, газ — все работает? Помощь не нужна?

— Да вроде бы работают, — отвечаю я. — Бывает, конечно, что-то отключают, но ненадолго. Как-то живем…

— А с тарифами как? Не сильно душат?

— Да я, в общем-то, не в курсе. У меня теща за коммуналку платит. Ворчит, конечно…

— Ну, на то она и теща, чтоб ворчать. Будь здоров!.. — Сказал он, открыл дверь и вышел из комнаты. Дверь за ним сама собой потихонечку закрылась.

А я лежу. Валяюсь как болван с болваном.

И тут меня опять как кипятком ошпарило.

«Это что же я, — думаю, — наделал?! Да разве ж так надо было?! Ведь сам же сколько раз говорил: „Эх, попался бы он мне, уж я бы показал ему, где раки зимуют!“ А теперь что? Скуксился? Разнежился? Нет!!! Так не должно быть! Так не может быть!!! Нужно догнать! Пока еще здесь, пока еще в ванной! Черт с ней, с охраной, пусть хоть стреляют, а я догоню! Успею! Он у меня за все получит! По-настоящему, по-мужски! Да я его сейчас от имени всех нормальных мужиков и за ЖКХ, и за газ, и за ВАЗ, и… Да я его и туда, и сюда, и в ухо, и в глаз!.. Пусть потом хоть сажают за изнасилование!..»

Вскочил я жутко возбужденный, и за ним.

А дверь навстречу открывается и входит жена.

Первое, что она воскликнула:

— Ого-о-о-о!..

Я, конечно, смутился, попытался руками прикрыть. Не прикрывается, чтоб ему отсохнуть… Тьфу, тьфу, тьфу! Не дай Бог!

Она лукаво так спрашивает:

— А что это у нас там такое?

И тут я окончательно проснулся.

— А то ты не знаешь! Первый раз увидела, — буркнул я и пошел назад в постель.

— Видеть-то видела, но чтобы вот та-ак! С чего бы это?

— Ни с чего. Сон приснился.

— Небось Нинка из второго подъезда приснилась? Ты на нее давно глаз положил. Я ведь все вижу, — говорит она. Но без злобы говорит, ласково, даже нежно. И халатик снимает, и ко мне под одеяло.

Ну, что тут ляжешь, будешь делать?

— Как же! Случится такое на ту Нинку, держи карман шире… — ворчу я.

— И кто же тогда нам приснился?.. — заигрывает она, кладет голову мне на плечо, в ухо дышит…

— Кто-кто! Дед Пихто…

С тех пор жена говорит, что у нас с ней вторая молодость началась. Не знаю, может быть и так. Но что-то здесь и не совсем так, потому что сила бешеная во мне просыпается только когда тот сон вспоминаю.

А кто именно мне тогда приснился, я, конечно, никому, а тем более жене, не рассказал. Стыдно. Хоть и во сне дело было, а все равно стыдно. Повел себя не как мужик, а как… Ну, в общем, так же, как его все мужики называют. Очень стыдно!