Написать автору
Оставить комментарий

avatar

СЛОВО, ГРЕЮЩЕЕ ДУШУ

Февраль выдался на редкость ненастным. И последний день его, тот самый Касьянов день, которым год високосный отличается от других, тянулся медленно и хмуро. Собираясь писать об Ирине Яворовской, заглянул я на её страницу нашего сайта и оказался, по-видимому, первым читателем только что появившегося там комментария в форме письма:

«29.02.2012 в 15.20

Здравствуйте, Ирина Алексеевна!

В 2006 году мне в руки попала тоненькая книга стихов Ирины Яворовской «Закон несовпадений». С нее началось мое знакомство с Вашим творчеством. С первых строк меня очаровала форма изложения и глубина мысли каждого стихотворения. Трудно назвать тему, которой бы Вы не коснулись в своих многочисленных трудах. В Ваших стихах грусть и любовь, воспоминания о родных и боль утрат. В них звучит философия жизни с наставлениями и предостережениями. В них звучит счастье и несчастье любящей женщины. Я всегда жду с нетерпением Ваших новых книг. Будьте здоровы. Больших Вам творческих успехов и удовлетворения от встреч с почитателями Вашего таланта.

Д. Вебер".

Стало неожиданно тепло наперекор непогоде и радостно за поэтессу, но превалировала над этими чувствами благодарность читателю, так искренне оценившему её давний дебют. Ведь книга, его взволновавшая, вышла в Ростиздате 22 года назад, и мне довелось быть её редактором.

Не мною первым подмечено, что поэту тем легче пишется, чем труднее живётся. Когда-то этот парадокс Вера Инбер выразила формулой: «когда нам по-настоящему плохо, мы хорошие пишем стихи». Ей же принадлежит и весьма оптимистическое по тем лихим временам утверждение: «Ты стареешь, моё поколение? Пусть. / По чертежам и эскизам / Можно заставить даже грусть / Работать на социализм».

Социализм в нашей стране уже официально был признан «развитым», когда я познакомился со стихами Ирины Яворовской и ею самой. Было это не в её родном уральском посёлке Верх-Нейвинском, а в моём родном городе Шахты, где она училась на филфаке пединститута и куда группа ростовских поэтов во главе с В.К.Жаком приехала не только выступать, но и, как заведено было тогда, «искать таланты».

Правду сказать, среди пяти-шести одарённых литераторов, заявивших о себе на тех встречах, Ирина не лидировала. Но было в её не всегда технически крепких строках какое-то тихое обаяние страдающей души, устремлённой к недостижимому счастью. Чувствовалось, что за стихами кроется не просто личная драма (у кого их смолоду не бывало!), а нечто более масштабное, достойное широкого внимания, но замкнутое в кругу внутренних противоречий. Мне подумалось тогда, что напечатать эти стихи удастся нескоро. Жак, настроенный бодрее, считал, что подборку Яворовской можно отредактировать и опубликовать. Но дожить до этого нашему наставнику было не суждено…

Прошли годы, и мы увиделись вновь уже в Ростове, в клубе книголюбов «Собеседник». Им руководила талантливая, необычайно эрудированная заведующая библиотекой имени Чехова, к сожалению, рано ушедшая из жизни Римма Владимировна Мец. Для Ирины наступила пора, «когда душа ещё вовсю вольна и слово предпочтительней молчанья» — так напишет она много позже в своём венке сонетов. Там же найдётся и ответ на мучивший меня вопрос — почему так долго длилось её творческое становление:

Текли невозвратимо птицы-годы,

к подлунным пикам молодость рвалась,

но некая невидимая власть

тотчас перекрывала все подходы.

Мне-то казалось, что причина во власти вполне видимой, реально влиявшей на редакторский корпус, которому надлежало отбирать для печати стихи энергичные, жизнеутверждающие, как тогда говорили, «духоподъёмные», с преобладанием оптимистической социальной направленности. Что греха таить, и сам бывал соответствующим образом натаскан и в «Молоте», и в «Доне», и на телевидении — другое дело, что постепенно учился как-то этому противиться… Но с точки зрения автора, да ещё женщины, «Немыслимо быть радостным и гордым, / устав от несвершений, несвободы» (цитирую тот же венок сонетов) «И всё острей хотелось донести / до губ сухих хотя б глоток свободы» — это, скорее, запоздалое признание в смирении, чем вольнолюбивый протест гордыни.

«Глоток свободы» мог бы ещё долго оставаться желанным символом, если бы не материализовался в гласность, в приоритет общечеловеческих ценностей, в обновление жизни, наступившее в памятные годы перестройки. Для Ирины Яворовской тот период был благодатным ещё и потому, что она попала в творческую атмосферу поэтического клуба «Поиск», созданного журналистом «Вечернего Ростова» Василием Родионовичем Кресловым. Режим благоприятствования свободному раскрытию каждого дарования был в этом клубе обусловлен взаимопониманием и верностью призванию. Креслов любил повторять, что все его питомцы объединены неизлечимой любовью к поэзии.

На волне этой любви, верности и свободы родился и получил развитие замысел первого сборника Ирины Яворовской «Закон несовпадений». Как и большинство первых поэтических книг, он был составлен из того лучшего, что накопилось в предшествующие годы. Но от многих дебютов, сохранившихся в моей памяти, этот сборник отличался той цельностью, которая даётся не сразу даже очень способным первопроходцам. По-видимому, в основе цельности лежала выстраданность основных мотивов лирики поэтессы, продиктовавшая ей само название книги. Когда она попросила меня быть редактором, у меня вначале возникло сомнение — не будет ли моё участие в судьбе сборника очередным «несовпадением». К счастью, опасение было напрасным. Почувствовав «нерв» рукописи, я уже понял, что книга получилась. Оставалось только помочь автору преодолеть некоторую зыбкость композиции, воздержаться от нескольких менее удавшихся стихотворений, а в основном сосредоточиться на деталях формально-технической правки

Уже вторую свою книгу «Лестница жизни» Яворовская от начала до конца делала без чьей-либо помощи. Это был своего рода экзамен на зрелость. Вопросы, волновавшие поэтессу в начале 90-х годов, определили программу её творчества на два десятилетия вперёд. В поисках ответов она жила беспокойной жизнью, много ездила, расширяя своё лирическое пространство, сострадала людям в их невзгодах и не отступала от своего кредо, которое выразила в той же «Лестнице жизни»:

Душа — всегда одна.

И чтобы было

не тяжко ей в обличии ином,

по совести живи

и, как светило,

всех одаряй надеждой и теплом.

Как ни покажется парадоксальным, но именно в трудные, противоречивые, многопроблемные годы, завершавшие прошлое столетие, лирический дар Ирины Яворовской вступил в пору своего расцвета. В её стихах о природе, о сложных перипетиях любви, превратностях женской судьбы всё ярче и определённее прорисовываются черты дочери своей сложной эпохи. Её героиня неотделима от выпавшего на долю России времени перелома, испытания, преодоления. Этим она и оказалась близка читателям, которые, как известно, уже теряли интерес к поэзии, но, прочитав книжки Яворовской «Акварели», «Лунный маятник», «Мой Бог», задерживались в поле действия поэтического притяжения, ждали её новых книг.

К чести поэтессы, она вовремя почувствовала это ожидание и не щадила ни сил, ни времени, чтобы его оправдать.

Избрав для общения с читателем высокий нравственный регистр, Ирина Яворовская стремится вкладывать в каждое стихотворение частицу своего душевного состояния и этим посылает некий пеленг родства: я своя, я такая же, как вы, только ощутила что-то раньше, увидела ближе, вслушалась внимательнее — и вот говорю… Это выходит у неё очень естественно, без натуги, о чём бы ни шла речь — о звёздном небе или земных тяготах, о смене времён года или плещущей за бортом реке, об утрате мечты или о долгожданной любви…

И читатель находит в судьбе лирической героини прямые или косвенные совпадения со своей судьбой, со своими переживаниями, тревогами, надеждами. И становится её сторонником в утверждении добра и порицании пороков, разделяет боли и радости, испытанные на перепутьях жизни. Близко к сердцу принимаются её тревоги за «грустную землю», страдающую от произвола ради сиюминутных выгод («Опять меня касаются берёзки…»), боль за страну, в которой «сорняками заростают души… и мрут деревни в бездорожной хляби» («Обманутой, зачем поэт России?..»), печаль по неудавшемуся материнству («Прощай, нерождённый Алёшка…») и поистине выстраданное просветление:

Я не грущу, не сетую, не плачу,

не закрываю перед новым дверь:

всё так, как надо. И нельзя иначе,

пусть даже мудрость — следствие потерь.

В чём же она, мудрость, доставшаяся столь нелёгкой ценой? В том ли, что пришедшее с годами прозрение не удалило из памяти наивного очарования детства и юности? В том ли, что осознание неизбежной ограниченности жизненного срока не омрачило восприятия безграничной красоты мироздания? Или в том, что сквозь тернии атеистического прошлого чуткое и ранимое сердце проложило себе дорогу к звёздам божественного неба? Или в том, что зависть, алчность, эгоизм и прочие атрибуты «общества потребления» не озлобили чистую душу, а подобно сорнякам на благодатном поле жизни побудили её «трудиться и день и ночь, и день и ночь»?

Сердце читателя, согретое искренностью поэтического слова Ирины Яворовской, само найдёт ответы на эти и многие другие вопросы. Мне же, заинтересованному свидетелю восхождения поэтессы от первой скромной книги до нынешнего юбилейного свода стихов, хочется от всего сердца пожелать Ирине Алексеевне новых творческих радостей и всех необходимых для этого предпосылок.

Комментарии — 1

  1. Сергей Халаимов

    За почти два десятилетия творческого содружества с поэтессой Ириной Яворовской мною написано около полусотни песен на ее стихи — для взрослых и для детей. Песню «Всё равно весна вернётся» в исполнении Натальи Абрамовой можно послушать на музыкальной странице моего персонального сайта: http://composer-khalaimov.narod2.ru/muzika/

Добавить комментарий

Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.