Как я с армянами воевал, а победили таджики

Несколько лет назад появился напротив моих окон ларёчек «Куры гриль» — довольно известная модификация автоприцепа.

Живу я на центральной улице, под окнами неширокая дорога — по одной полосе в обе стороны. За дорогой не сквер, а так — газон с большими старыми тополями и пешеходной дорожной. Там трамвайное кольцо начинается, поэтому, кроме остановки, ничего и не построили.

И вот, как раз напротив моих окон, лицом к дороге, появился на газоне этот ларёчек. Вскоре и парковочку перед ним сгородили, бордюрчик перенесли, заасфальтировали, всё как полагается. Подъезжай, покупай и двигай дальше.

Должен сказать, что курочки там были вкусные. Сам частенько покупал. Особенно удобно, если неожиданно гости нагрянули. Выскочил из дому, через дорогу перебежал, вот тебе и отменное угощение.

Но была с этим ларёчком и небольшая проблема. Даже две.

Дело в том, что ни водопровод, ни канализация в нём не предусмотрены. Поэтому воду туда привозили в пятилитровых бутылках, а в качестве сливной ямы использовался обычный канализационный люк, который рядышком на пешеходной дорожке и находится. По этой причине крышка люка была постоянно приоткрыта, и возникало опасение, как бы туда кто-нибудь не свалился.

Вторая же проблема, вполне естественная при таком использовании данной рукотворной ёмкости — в жаркие летние дни, если ветерок дул с той стороны дороги, крепкий и отнюдь не услаждающий обоняние аромат заполнял все квартиры трёхэтажного дома, в котором я живу. О том, что в случае необходимости кому-то придётся спускаться в этот люк и что-то там делать, даже думать не хотелось.

Соседи стали обсуждать, как же прекратить это безобразие, однако дальше разговоров дело не пошло. Ларёчек продолжал активно работать, и мне частенько приходилось наблюдать в окошко отходящих от него соседей с пакетами, в которых, разумеется, была горячая, аппетитная курочка.

Но летом прошлого года у ларёчка сменился хозяин. Это стало понятно сразу. Вместо молодой хозяйки, приезжавшей прежде по утрам и вечерам на своей «десятке», у ларёчка целыми днями стал крутиться пожилой мужик с огромным пузом, явно, как теперь принято говорить, кавказской национальности, а в окошке ларёчка, вместо молодой симпатичной продавщицы, появилась пожилая тётка, чистоплотность которой вызывала сомнения. Но это было только начало.

Вскоре вокруг ларёчка появилась целая бригада молодых тёмненьких личностей. Они таскали ящики с овощами, расстилали на траве какие-то тряпки и куски брезента, высыпали на эти подстилки, кабачки, огурцы, помидоры… Отсутствие поблизости общественного туалета их не сильно тяготило. Дети армянского нагорья без смущения справляли нужду у ближайшего дерева.

Весь разложенный товар не только быстро покрывался придорожной пылью, но и обильно обдувался выхлопными газами. Движение на дороге интенсивное, недалеко переезд. Пробки дело обычное. Остановится КАМАЗ и долго пышет чёрным дымом на запылённые продукты.

Тем не менее, торговля шла довольно бойко. Соседки говорили, что здесь всё дешевле, чем на рынке. Странная логика — пусть хоть отрава, лишь бы дешевле. Ведь лечение потом всё равно дороже обойдётся.

Но самое весёлое начиналось с наступлением темноты. Сначала вся компания собиралась в кучу, и долго стоял такой гвалт, что слышно было на соседних улицах. Уж что они там обсуждали на своём кавказском наречии неизвестно. Иногда казалось, что эти разборки вот-вот перейдут в драку. Расходились они далеко за полночь. Но не все. Несколько человек оставалось, видимо для охраны всего этого хозяйства. Начиналась игра в нарды, при которой тоже частенько возникали горячие кавказские споры. Периодически среди ночи к этому базар-вокзалу подъезжали какие-то машины с девочками и армянской музыкой, включённой на полную громкость. Девочки выскакивали из машины, выплясывали среди разложенных овощей эротические танцы, а от сабвуферов, установленных в багажниках машин, сотрясались не только помидоры, но и все жильцы стоящего напротив дома, в том числе и я.

Жить, а точнее спать по ночам, стало совершенно невозможно.

Иногда из окон дома звучали крики соседей: «Да заткнитесь вы!», «Дайте поспать, выключите эту дурацкую музыку!». Подобные призывы оставались без внимания.

Однажды я не выдержал, позвонил «02», рассказал всё, что думаю об этом таборе и попросил навести порядок. У меня спросили фамилию, имя, отчество, адрес и сказали, что разберутся. Прошло пятнадцать минут, полчаса, час. Разумеется, никто не появился.

В течение следующего часа я ещё дважды звонил «02», ответ был тот же самый.

Окончательно потеряв терпение, я оделся и пошёл на улицу.

Спокойного разговора, конечно же, не получилось. Они обступили меня со всех сторон и наперебой кричали о том, что почти все они юристы и посадят меня за разжигание национальной розни. Больше всего поражали наглость и агрессия, с которыми они всё это выкрикивали. Как будто я ворвался в их дом, всё изломал, изгадил, и вот они меня поймали, и готовы наказать самым суровым образом.

Я пытался объяснить:

— Поймите, дело не в национальности и я вовсе не националист, скорее наоборот. Среди моих лучших друзей украинцы, азербайджанцы, евреи, армяне. Все они прекрасные, культурные люди и отличные друзья. Да вот через двести метров магазин, его хозяин ваш соотечественник Самвел. Когда-то с одного маленького ларёчка начинал, сейчас у него сеть магазинов по всему городу. Нормальный цивилизованный бизнесмен, достойный уважения…

Договорить я не успел — крепкие русские выражения, сопровождаемые хохотом посыпались не только в мой адрес, но и в адрес Самвела.

До драки, слава богу, дело не дошло, но, может быть лишь потому, что в кульминационный момент совершенно неожиданно вдруг нарисовался милицейский «УАЗик».

Видимо не только я набирал в этот вечер короткий номер мальчиков по вызову.

Один из ментов попытался проверить у гостей города документы. Только у одного оказалось водительское удостоверение, у остальных ни паспортов, ни других документов не нашлось. При этом один из них, видимо, старший так же нагло восклицал:

— Слушай, зачем тебе документы? Ну, если тебе так надо, сейчас позвоню, привезут все документы!

Другой мент отвёл меня в сторонку и задал вопрос, который не просто удивил, а как-то поставил в тупик:

— Как же вы не побоялись ночью подходить к ним?

Подумав, я ответил:

— Миленький, это мой город. Я здесь родился, вырос и прожил почти всю жизнь. А ты считаешь, что я должен их бояться?

Мой вопрос тоже оказался для него неожиданным.

— Да, в общем-то, нет… Но всё-таки, ночью, один…

— Можно было, конечно, собрать соседей с вилами и лопатами. Думаю, желающих нашлось бы немало.

— Нет-нет! Вот этого не надо.

— Мне тоже так кажется, — согласился я.

После этого он заверил меня, что они тут непременно разберутся, посоветовал успокоиться и идти домой.

Думаю, что разобрались они вполне удачно и не без пользы для собственного кармана. Потому что и на следующий день, и все последующие, ночные базарные концерты повторялись в том же духе, но после звонков по короткому номеру никакие мальчики в погонах не появлялись.

Идти разбираться повторно смысла не было. И не собрать же, действительно, соседей на погром армянского базара. Приходилось терпеть.

Но вот в один прекрасный день за окном что-то громко заурчало, зашумело, затарахтело.

Оказалось, перед домом по обеим сторонам дороги меняют бордюры. Утверждать не буду, доказательств не имею, но уже давно ходили слухи о том, что кто-то из родственников какого-то высокого чиновника городской администрации приобрёл по случаю бордюрный заводик. Конечно же, сразу появился бюджетный заказик на замену бордюров во всём городе, даже там, где и старые бордюры ещё бы не один десяток лет послужили.

И вот ударный таджикский десант при огневой поддержке тяжёлой строительной техники начал выковыривать старые бордюры, рыть траншеи, устанавливать новые.

Вот тут-то вдруг и выяснилось, что та парковочка перед ларёчком в плане работ не значится. Как ни бегал армянский предводитель, как ни размахивал руками, как ни матерился, а таджикский бригадир ему:

— Отойди! Не мешай работать.

Предводитель уже и так, и этак, и денег предлагал, а бригадир бумагу достал, показал:

— Видишь, как тут написано? Если я по-другому сделаю, меня уволят. А мне работать надо. Отойди, не мешай!

В общем, никакие уговоры не подействовали, даже обещание, что ему завтра же дадут новую бумагу.

— Вот когда дадут, тогда и переделаю, — спокойно ответил бригадир.

С бумагой, видимо, не получилось, никто ничего не переделывал.

А ещё через неделю появилась на дороге новая бригада среднеазиатских товарищей, которая стала устанавливать за новеньким бордюром металлический парапет высотой около метра, чтобы нерадивые пешеходы в неположенном месте дорогу не перебегали.

Тут уж совсем с армянским предводителем истерика случилась, но никакие возмущения и уговоры опять не помогли. Получился ларёчек совсем отделённым от дороги, ни подойти, ни подъехать.

Несколько раз замечал, притормозит машина перед ним, медленно-медленно проедет и дальше помчится.

Несколько дней постоял ларёчек открытым и… закрылся.

И так тихо по ночам стало, даже непривычно.

С тех пор прошло больше года. За это время было несколько попыток открыть ларёчек. Появится в нём новый человечек, снаружи помоет, почистит, откроет и ждёт покупателей. А их нетути. Дня три побудет ларёчек открытым и опять надолго закрывается.

Однажды подъёмный кран у ларёчка появился. «Ну, — думаю, — будут увозить». Ан нет, увозить не стали, а только ближе к дороге передвинули, чтобы через парапет дотянуться до окошка можно было. Но и это не помогло. У нас ведь народ привык сначала заглянуть в окошко, выбрать, что понравится, а потом уже деньги платить. А через забор деньги передавать, да неизвестно, что тебе за эти деньги впарят — это уж как-то не по-нашему получается, может быть по базарно-армянски, не знаю.

В общем, наступила у нас тишь и благодать. Мне даже показалось, что соседи, встречаясь во дворе, теперь не просто здороваются, но и улыбаются друг другу. И ещё заметил, что увидев случайно на улице таджикских гастарбайтеров, соседи тоже улыбаются и смотрят на них с уважением и благодарностью.

Правда, за вкусной курочкой теперь приходится на трамвайчике две остановки прокатиться, но это уже бог с ним, это уж как-нибудь переживём.