Написать автору
Оставить комментарий
В Баренцевом море озноба сегодня
штиль.
Айсберги тают в океане напротив,
оттепель на берегу.
Я тебя не видел тысячу лет.
Двадцать восемь дней.
Пять секунд
не хватило, чтобы дойти,
разыскать —
живую среди теней,
заглушая шумным дыханьем подземный
гул.
Ни тревоги,
ни боли,
ни горечи —
ничего.
Растворились айсберги в тёплой воде,
как сон,
что на пять секунд
тебя показал всего,
а реальность
стёрла черты, наступая со всех сторон.
На валу девятом, ставшем скалой,
стою.
Одинок, и только.
Ни беден,
ни зол,
ни убог,
ни сир.
Схлынул с почвы всемирный потоп
недавно.
А может, давно…
Мою
обнажив немирную душу,
для тебя
пришедшую
в этот мир.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Это многослойное стихотворение, как и другие стихи Людмилы Бурцевой, действительно производит море озноба своей энергетикой, просто обрушивающейся на читателя.
Попытаюсь пройтись хотя бы по внешнему слою стихотворения.
Удивительный, парадоксальный подход к знакомой библейской истории.
Взгляд на Адама со стороны, неожиданной настолько, что ортодоксальный зритель рискует оказаться в недоумении от нарисованной автором картины: на тебе Эдема, ни змея-искусителя, ни древа познания, ни надкушенного запретного яблока, ни грехопадения, ни ребра, отданного для сотворения Евы, ни, собственно, самой Евы.
И всё-таки это Адам.
Его непривычный образ скорее не видится, а пульсирует в созданном автором ощущении вечного изгнанника, который ещё не совсем переболел этим изгнанием, оттого, возможно, он шумным дыханием заглушает даже подземный гул.
Людмила переводит историю Адама с уровня бытовых картин на уровень внутренних ощущений пространства и времени.
Пространство Адама, наступая со всех сторон, постоянно удерживает его на девятом валу событий в океане напротив.
Именно океан напротив создаёт впечатление не участника событий, а как бы стороннего наблюдателя за самим собой и собственной жизнью.
Лицо времени явно проглядывает в отрицании некогда бушующих чувств: «ни тревоги, ни боли, ни горечи — ничего…»
Парадоксально и то, что этот Адам одинок, тем самым он обрекает на одиночество и предназначенную ему богом женщину.
Тем же методом отрицания показана диалектика одиночества: «одинок, ни беден, ни зол, ни убог, ни сир…».
С одной стороны — драма, боль, которую бессмысленно изображать вербальными средствами, ибо все они будут немного неточны.
С другой стороны — торжество и надземный покой одиночества: «в море озноба сегодня штиль…»
И всё-таки он — Адам. Он Адам, приходящий в этот нерайский мир добровольно и только для своей Евы.
Хотелось бы теперь попытаться понять Еву, оставшуюся без своего Адама, разминувшегося с ней неважно на какой срок: на тысячу лет или всего-то на пять секунд, или даже на долю секунды. В этом, видимо, и состоит коварство времени: доля секунды может вдруг оказаться равной целой вечности, если учитывать произведенный временем результат: они просто р, а з м и н у л и с ь.
Начну с очевидного: персонаж, который стремится «разыскать — живую среди теней» свою возлюбленную, больше всего похож на Орфея. Стало быть, наш Адам — это на самом деле Орфей. Мы считали его новорожденным первочеловеком на только что созданной земле, а он оказался путешественником между мирами, у нас — транзитом. Вся планета, включая доступные нашему сознанию символы инобытия («подземный гул» и предначальное море, реинкарнирующееся в форме всемирного потопа), была охвачена мыслью автора как единое целое и оказалась только одним из многих миров. Из какого-то другого мира Адам-Орфей сошел сюда за не названной по имени «тобой». Но за те «пять секунд», на которые он опоздал, «ты» скрылась. Куда? Можно дофантазировать — в некое третье пространство, четвертое, пятое…
Конечно, герой поименован Адамом не просто так. Библейский сюжет не может не предполагаться — хотя бы за рамками стихотворения. Сотворение Евы из Адамова ребра должно произойти. И наверное, станет первым этапом ее возвращения: из неведомого мира № 3 в родной нам с вами мир № 2. Ничто не отменяется, но известная история включается в более широкий контекст и обретает новое звучание.
Ключевые строчки здесь, на мой взгляд, вот эти: «Схлынул с почвы всемирный потоп < ...> Мою / обнажив немирную душу». Вся почва земли = душа Адама. Даже не тело (будь на этом месте тело — мы получили бы почти универсальный миф о сотворении мира из частей первосущества: из рта — брахманы, из рук — кшатрии, из глаза — солнце… ну и в какой-то момент Ева — из ребра). Но не все нужно понимать буквально и материалистически. Здесь — душа. Может быть, она нужна для того, чтобы возвысить почву в наших глазах (как-никак, субстанция более благородная, чем гумус). Или для того, чтобы стало больней и страшней (извлечь ее из-под покровов тела — означает смерть). Или «обнажить душу» — это самый прозрачный из возможных намеков на полную искренность. Так или иначе, смысл грандиозной картины сотворения мира на фоне великого множества иных миров сводится к тому, чтобы душа человека прошла очередной этап своего становления.
Становление заключается в том, что Адам преодолевает и приводит к синтезу странное, бросающееся в глаза противоречие на уровне эмоций. С одной стороны — бурные и слегка сниженные, телесные проявления «немирной души», названные прямо: «озноб», преувеличенно «шумное дыхание». С другой — сверхъестественный покой, при котором становится все равно, давно или недавно схлынул всемирный потоп. По моим трудноформулируемым, но отчетливым ощущениям, этот покой разлит во всем тексте. Адам достиг его героическим путем победы над временем-мигом-вечностью и/или стихиями («На валу девятом, ставшем скалой, / стою»). Видимо, по-другому невозможно участвовать в порождении Евы (а также воскрешать Эвридику, да и попросту обращаться к какой бы то ни было «тебе» с какими бы то ни было речами).
Получилось стихотворение о мужчине, для которого собственное «эго» не заслоняет вселенную, а во вселенную он приходит и постигает ее величие в конечном счете «для тебя». Мечта, конечно… Но красивая. Не уступающая ни по изяществу, ни по размаху мечтам символистов о Вечной Женственности. Спасибо за это автору!