4. Белый лепесток (Александр Глинка, Ростов-на-Дону)

Белый — самый упругий. Подружиться с ним удалось позже остальных — осенью семнадцатого. Изысканный лепесток, прихотливый. Я все не мог найти к нему подхода. А в тот день как-то само получилось. Октябрь, выходной, полдень. Читаю газету. А потом видимо задремал. Глаза закрылись, передо мной аленький. И все лепестки живые, теплые. Глажу их и вдруг понимаю — белый тоже теплый, трепетный. И я его чувствую! А он ведь все не давался, целый год виртуальным был. С того дня и пошло. Закрепляя успех, целый месяц только с ним работал. До конца октября. Пока, наконец, не почувствовал — всё, приручил.

Сергей Савельев

.

.

Кто вырос в СССР, верно, помнит такой настольный футбол — на маленькие пружинки, расставленные по всему полю, насажены пластмассовые фигурки игроков. Ноги их, сведенные вместе, заканчивались плотным кругляшом. Оттягиваешь игрока за голову, отпускаешь и этим кругляшом он бьет по металлическому шарику-мячу.

Такой футбол был и у нас в детском саду. Я не очень любил в него играть, что мне облегчало жизнь. Потому что желающих всегда было слишком много и они часто ссорились между собой. Впрочем, наверное, имело значение то, что я оставался в садике почти дольше всех. И когда не оставалось других претендентов, мог поиграть сам с собой, что иногда и делал. Лучшего не придумать. Никто не толкает и не пыхтит над ухом, и не надо стесняться своего промаха. Стоишь сбоку от жестяного газона и словно со стороны наблюдаешь, как сражаются за победу твои правая и левая рука…

В тот день к нам пришел новенький. Он мне сразу понравился. Мне хотелось предложить ему во что-нибудь поиграть, но я стеснялся это сделать и просто наблюдал за ним со стороны, мечтая, чтобы он оставался подольше, до вечера, когда другие дети уже разойдутся по домам.

Так и вышло. В конце концов, нас осталось пятеро. Две девочки копошились в углу с куклами. А мы втроем вытащили настольный футбол. У обоих центрфорвардов не было головы, а левого защитника красных большей части тела. Впрочем, группу инвалидности можно было давать уже половине фигурок.

Мы играли навылет, и выяснилось, что из нашей троицы я лучший. И потому оставался за столом все время, тогда как мои соперники постоянно менялись. Я видел, как огорчался своим поражениям Коля — так звали новенького. Как ему не хотелось уходить из-за стола. Наверное, он любил играть гораздо сильней меня. И чуть погодя я уступил ему свое место, сказав, что совсем надоело.

Просто стоять рядом и болеть за него, радоваться вместе с ним мне было много приятней самой игры. Однако для настоящей радости требовался спортивный успех. А Коля всё проигрывал. И продолжал играть уже со слезами на глазах.

Я мучился вместе с ним, не зная как помочь. И когда шарик после одного сильного удара, слетев на пол, юркнул под шкаф, я первым метнулся за ним, сунув пятерню в темную расщелину. Пальцы, елозя вслепую, сняли с паркета мягкую замшу пыли, но уже миг спустя стальной беглец был в плену. Но я не стал торопиться. И, делая вид, что продолжаю поиск, крутил и крутил шарик в пальцах, прося его помочь Коле… Что сказать? Что шарик помог? А не знаю причины. Но игра подравнялась. Его противник по-прежнему побеждал чаще, но праздник стал появляться и на колиной улице. Значит и на моей… В общем, это было маленькое чудо. Оттого, видимо, и запомнилось.

Вот собственно и всё, что связывало меня с футболом до встречи с Русланом. Где я и где футбол? Футбол в телевизоре, на больших стадионах. Да, существовали, конечно, и дворовые площадки, но мои маршруты все равно пролегали мимо них. Не помню, себя с футбольным мячом даже в школьные годы, когда избежать этого было, кажется, нереально. Но у меня всегда получалось. Спасибо заболевшей в пятом классе коленке. Не помню как точно, назывался мой диагноз, но он освободил меня на год от физкультуры. А потом, требуя от меня минимум симулятивного артистизма, эта свобода воспроизводилась до выпускных экзаменов.

Университет дал мне право вообще забыть о спорте и его главной игре. Я и забыл. В жизни было слишком много других, куда более интересных и важных занятий. Потом, разом, совсем неожиданно, кончился и универ. Куда поддаться классному спецу по античной культуре, при отсутствии блата не имевшего прямого хода в аспирантуру?

В учителя? Я был против. И поменяв несколько рабочих пристанищ, осел в университетской библиотеке, руководителем и единственным сотрудником отдела редких книг. Чудесное место. Только ты и черные, твердые от времени стеллажи. А на них еще более старые книги. Для многих знакомых, проверено, моя рабочая обстановка была почти нестерпимой.

Помню, как заглянув на минутку, замер посередине комнаты бывший однокурсник Костя Карельский, заворожено повторяя: «Каземат… Ну ты даешь, брателла…» Кому Бастилия, а мне — родной дом. В те годы, библиотека располагалась в старинном особняке на Пушкинской. Мое рабочее пространство — квадрат пять на пять с высоченными потолками. В центре квадрата стол. Большой, надежный. Ты за столом. А они, эти бессчетные тома, вокруг тебя, ярусами восходящими все выше и выше, как зрители в античном амфитеатре. Какой еще футбол…

Наверно потому день, когда он появился в моей жизни, я запомнил так хорошо. Восьмое октября 2017-го.

Стадион, на котором в те годы играл наш «Ростов» — клуб российской премьер-лиги, находился в трех кварталах от моего дома. Округлый бетонный короб, серый, мрачный, почти всегда пустой. Только в дни матчей внутри него разом прорастало гигантское, страшное существо. Я представлял его в виде исполинского осьминога. Пока шел матч, эта тварь оставалась внутри стадиона, ворочалась, глухо ворчала, переходя иногда на гневный рокот. А после игры осьминог выпускал разом наружу несколько мощных щупалец, которые расползались по соседним улицам, ветвясь на все более мелкие отростки.

С одним из них я и пересекся в тот день. Люди шли и шли. Лиц я не различал. Просто фиксировал эту плотно текущую массу, как нечто слитное, недоброе, если не прямо враждебное и опасное для меня. И только вблизи, едва не в упор, становилось понятно, что эта цельная масса на деле состоит их малых групп и одиночек, обыкновенных горожан, муравьино разбегающихся по своим делам.

Поджимаясь к краю тротуара и уже совсем успокоившись, я продвигался к своей пятиэтажке. И почти дошел, когда от одной из шедших мимо кампаний, мгновенно сдвинулся ко мне некто высокий, гибкий и сине-желтой петлей набросил мне на шею шарф ростовских фанатов. Я замер, не зная, что делать, а незнакомец рассмеялся. И разом насквозь взмокший, я улыбнулся ему в ответ. Не знаю, как это вышло. Просто захотелось улыбнуться…

Сухими костяшками кулака, он легонько ткнул меня в щеку и тотчас, так же неуловимо, вернулся к своим, Хотя они уже успели продвинуться вперед на десяток метров. А дальше пошла фантастика. Сняв с горла двуцветную удавку и скомкав ее в кулаке, я двинулся за ними. Чуть поодаль, но так чтобы не терять из виду. Ненавидевший общественный транспорт, я был готов при необходимости вскочить в автобус или маршрутку, если надо — сесть на электричку. Да хоть в поезд!.. Я боялся только одного — отстать и потерять его из вида.

Но слава тебе, транспорта не случилось. Минут через десять, попрощавшись с друзьями, он нырнул в подъезд новой 20-этажной свечки, словно составленной из цветных пластмассовых кубиков. И фантасмагория продолжилась. Переместившись к ближайшей хрущевке, я остался на одной из лавочек с хорошим обзором. Часа три, а может четыре, провел в таком карауле, и только крепко заполночь, когда стало понятно, что он уже не выйдет, я пошел домой, абсолютно пораженный тем, что со мной случилось.

«Голубой? Так ты, голубой… — я мог только улыбнуться своему недоуменному самовопросу.

С женщинами у меня было все нормально, хотя и редко. Впрочем, что значит редко, если не идти на поводу у мужских баек и общей помешанности на сексе? На кого равняться? В этой сфере я всегда был минималистом, но все равно есть что вспомнить. А сейчас мне вполне хватало Алены и наших субботних посиделок в ее однокомнатном пенале. К женитьбе я не был готов, да кажется и Алена не считала, что я подходящий экземпляр для семейного гнезда. И потом, хорош или плох в постели, но я вроде бы всегда был мужчинкой. Нет-нет, ничего личного против геев. Просто это вроде бы не мое…

Тогда что означало происшедшее? Что было в этом одноразовом знакомце? Ну да — рост, гибкость, черты лица — конечно, я всё это увидел и тотчас оценил. Но ведь это же никчемные, смешные детали… Просто он был как-то невероятно соразмерен, словно облеченная в человеческую плоть формула золотого сечения. И чип прекрасного, встроенный в мою грудь чуть ниже левого сосца, разом включившись, был сражен этой гармонией и устроил все остальное.

Вот единственное объяснение происшедшему. «Нет-нет, было еще нечто» — подсказывала память. Что? А вот то горячее касание кулака. Оно было… Каким оно было? Значит все-таки голубой… Да пошел ты.

…Я заснул, так и не разрешив своего недоумения, но зная, что начинается новая жизнь. И она началась.

В шесть утра я снова был под свечкой, и впервые за семь лет безукоризненной службы опоздал на работу. Зато продежурив до десяти, дождался его выхода из подъезда.

Слежка продолжилась и дальше. За несколько дней я убедился в том, что он действительно жилец этой розовой каланчи. Хотя я и не знал, своя или съемная у него квартира. Жил он с родителями или сам, а может с женщиной или у женщины…

Это случилось примерно через месяц. А если точно — 29 октября. Матч со «Спартаком», явно не проходной. Судя по всему, случайный знакомец был настоящим фанатом «Ростова». Значит домашних матчей, тем более таких, пропускать не должен.

Мне повезло. Дважды, а может сразу в N-ной степени. Он шел на стадион из дома, и я смог перехватить его, там где асфальтовая тропа от его свечки вливается в улицу Шолохова, на которой и стоит стадион. Он был один и, проходя мимо, обратил на меня внимание. Впрочем, я первым сделал полушаг навстречу. Мне так хотелось, быть узнанным, но не меньше я боялся этого. Он посмотрел на меня. Сузил глаза, видимо, пытаясь вспомнить. И не смог. Но заметил фанатский шарф, опрятной скаткой торчавший из моей ладони, спросил:

— Наш?

Я молча кивнул.

— Пошли.

— У меня нет билета, — сказал я.

— Не вопрос…

Везение продолжалось. Ему в тот день кажется не было конца. Никто из друзей Руслана — так звали моего знакомого, на матч в этот раз и не пришел. Мы сидели вдвоем. Я смотрел на броуновскую возню игроков, слабо понимая происходящее на поле. Общий смысл игры мне, конечно, был известен (необходимость забить гол в чужие ворота), зато было абсолютно всё равно кто и сколько раз сделает это. Но Руслан, страдал от того, что играя лучше, Ростов к середине второго тайма проигрывал уже: «ноль — два». А потому счет матча стал интересен и мне. Так началось мое вхождение в курс дела…

Как объяснить? Причин, почему одна команда выигрывает у другой, всегда много. Но среди них есть и та, что отражается известной футбольной присказкой — «мяч круглый». Если совсем просто — это удача. На деле речь идет о более сложном явлении, но не хочу углубляться. Имеет смысл остаться на уровне уже названной причины — удачи, везения, фарта.

Конечно, если ваша дворовая команда выйдет против «Барселоны», даже сверхвезучесть не сработает. Точней она может отразиться на счете — вы пропустите не сорок — пятьдесят мячей, а скажем двадцать. И при этом еще нанесете пару ударов в сторону ворот каталонцев, то есть сумеете подобраться с мячом к их штрафной на нужное расстояние, чего не должно быть в принципе.

Но если прочие условия, включая уровень мастерства команд, примерно сопоставимы, удача вступает в свои права и мяч становится круглым. Матч, безнадежно проигрываемый ростовчанами, был именно из таких. «Спартак» не превосходил наших ни в одном из элементов игры. Но на стороне москвичей была удача. Три голевых момента созданных «Ростовом» были позорно запороты, а два пропущенных мяча созданы едва не из воздуха.

Фортуна откровенно благоволила «Спартаку». А команда, как живой организм, всегда чувствует эту высшую тягу, обретая дополнительную уверенность, которая часто превращается в новую удачу. Потом, окончательно разобравшись в сути этого процесса, я назвал его «колесом удачи». «Спартак» это колесо сумел запустить.

В то первое свое посещение стадиона, еще ничего не зная об удаче и ее проделках, я видел её, ощущал едва не буквально в форме почти прозрачной сферы — ауры, облегавшей мяч. Пока он метался между игроками по газону, она была почти неразличима. Но стоило запустить свечу или сделать верховую передачу, как ее переливчатое прозрачное мерцанье вокруг мяча становилось вполне отчетливым. Мгновенные красно-белые блики по цветовой гамме совпадали с формой, в которой игроки «Спартака» были на поле.

И потому ошибиться, на чьей стороне удача, было невозможно. Само по себе это открытие было для меня занятной безделицей, пустышкой. Если б рядом не сидел вконец расстроенный Руслан я бы просто удивился еще одной диковине огромного, чуждого мне мира — столь откровенной визуализации футбольной фортуны, выдавшей свою тайную работу случайному соглядатаю.

Но горе Руслана было и моим. И я готов был сделать всё, что в моих силах, чтобы уменьшить его страдания. Более того, я чувствовал, что каким-то образом это в моих силах — непонятно как, но кажется, я был в состоянии остановить удачу москвичей, а может и развернуть ее вспять.

Надо было только понять способ действий. И я уже не сводил глаз с мяча, стараясь разобраться в происходящем и в своих возможностях. В этой слежке было что-то от медитации. С какого-то момента незаметным образом исчезли трибуны. Осталось только поле и игроки, а потом я перестал замечать и футболистов, просто не видел их — перед глазами остался только газон, как лист плотной зеленой бумаги, по которой мяч, замирая и ускоряясь, непрерывно чертил один бесконечный невидимый знак-иероглиф.

Не могу сказать, как долго это продолжалось. Но вдруг я понял — иероглиф не бесконечен. Просто он запредельно сложен, и потому вывести его, не совершив хотя бы одной ошибки, нельзя; меньше любых вероятностей. И тут же меня настигла следующая догадка — что сейчас (именно в этот момент!) данное невероятность случилась и футбольный иероглиф, состоящий из многих тысяч абсолютно точных линий, дочерчен до конца. И что-то…

В этот миг я вновь увидел игроков, трибуны стадиона, небо в облаках, но лишь на какую-то долю секунду, потому что бетонная арена тут же схлопнулась, словно сложились гигантские ладони, до этого раскрытые лодочкой. И следом раскрылись снова, но я уже был на дне этой чаши, на кромке гигантской зеленой поляны, тут и там заставленной фигурами футболистов. Как будто был в музее восковых фигур под открытым небом.

Дальше я действовал с безошибочным инстинктом животного, оточенным сотней миллионов лет дарвиновского отбора. Осторожно обходя игроков — касаться их (я это чувствовал!) было абсолютно недопустимо, я прошел к мячу, висевшему над газоном на высоте колена. И начал работать. Точней руки сами взялись за дело, они уже всё умели. Я просто наблюдал их сноровистую ладную суету.

Сначала сильными оттирающими движениями они пошли вокруг мяча, словно очищая его. Аура удачи сейчас была неразличима, но ладони, казалось, знали, где она расположена, елозя на нужном расстоянии от мяча. И кончики пальцев чувствовали легкие множественные иглы — покалывание, странным образом принимавшее для меня цвета формы «Спартака».

Судя по всему, времени было дано немного. И руки, зная об этом, торопились. Не прошло и двух-трех минут, хотя говорить о временной длительности в такой ситуации было смешно, и покалывание прекратилось. «наверное мяч очистился от налипшей фортуны и снова стал нейтральным» — подумал я.

Ладони, между тем, сразу прекратив свое движение, замерли на том же расстоянии от мяча, с расставленными пальцами. И почти сразу я ощутил новые иглы, побежавшие густой сыпью от кончиков пальцев к основанию ладоней. Эта электрическая сыпь опять-таки ощущалась разноцветной, с очевидным перевесом двух красок, не оставлявших сомнения в принадлежности игольчатого роя к ростовской команде…

Стекавший по ладоням, он быстро густел, усиливался, но еще быстрей росло чувство непонятной опасности. Наверное, так привязанное животное ощущает уже совсем близкое землетрясение. Но я не был привязан. Просто мне хотелось нарастить удачу «Ростова» как можно больше. И я терпел нараставший внутренний ужас, пока он не стал невыносимым. Путь до кромки поля я проделал спринтом, на пределе сил. И не зря. Стоило пересечь белую черту аута, как створки стадиона повторили свое сдвоенное движенье, после которого я вновь обнаружил себя на трибуне.

Рядом, с закрытыми глазами, сидел Руслан, уже безучастный к тому, что происходило на поле. И я решился на то, что мне так хотелось сделать. Кажется, теперь у меня было на это право. Протянув руку, я коснулся пальцами его плеча. Он вздрогнул, вопросительно обернулся ко мне и я глазами показал ему на поле…

Всегда знал, что мое счастье совсем неприхотливо, готово питаться подножным кормом. Да и того нужно самую малость. Именно такие вот мелочи. Честное слово, мне достало недоумения Руслана, постепенно сменяемого пульсирующей радостью, когда позорно доигрывавший домашний матч, «Ростов» уверенно смял вражескую полузащиту, всей командой насев на ворота москвичей.

Выиграть ростовчанам тогда не удалось. Но за последние пятнадцать минут они отыграли оба мяча и даже успели выйти вперед, пропустив в дополнительное время. В конце концов, я же говорил — удача, лишь одно из условий конечного результата. Но и ничейные «три — три» были очевидным чудом.

— Как ты догадался об этом? — спросил Руслан после матча.

— Просто иногда видно, что одна из команд готова прибавить, — обтекаемо сказал я.

Руслан пристально взглянул на меня и кивнул головой:

— Да, бывает…

Вот так. Одного матча хватило, чтобы стать его постоянным футбольным компаньоном. Он знал, что мне не нравятся его друзья. Впрочем, я им нравился еще меньше. И они не скрывали этого от Руслана. Но ведь, сочетание красоты, силы и смелости дает человеку серьезные бонусы. И Руслан мог себе позволить поступать по-своему, заставляя других принимать его выбор. С того стародавнего октября можно по пальцам пересчитать домашние матчи «Ростова», которые я пропустил.

Сразу скажу, что чудо, происшедшее в том первом матче со «Спартаком» (я условно обозначил его как «замри мгновенье»), было именно чудом. По крайней мере, очень редким счастливым событием, наступление которого никак не зависело от моего желания или упорства.

Я могу сколько угодно концентрироваться на мяче, забывая обо все прочем. И, в конце концов, стадион с футболистами может исчезнуть, а газон станет листом цветной бумаги, по которой носится мяч, чертя свой невидимый символ. Но ничего не произойдет. И потому очень скоро я бросил эти медитавные штудии, зная — чудо придет само, когда сочтет это нужным.

Этот приход всегда внезапен. Просто за несколько секунд до его наступления я вдруг вспоминаю, о футбольном иероглифе и понимаю, что в этот раз работа мячом выполняется точно. Сама эта мысль, есть знак того, что иероглиф уже практически завершен. Я не успеваю больше ни о чем подумать, как уже стою на кромке поля. Но повторяю, эта волшебная замятня со стадионом и замершим временем, случается максимум раз или два за футбольный сезон.

И я не очень жалею об этом после одного случая. Времени в «замри мгновенье» обычно в обрез — добежать до мяча и сделать свою работу. Но пару раз, я чувствовал — можно не торопиться. И отработав с мячом, прогуливался по полю как по парку, подходя и рассматривая фигуры игроков (позы у них бывают преизрядные), заглядывая в их пустые глаза. Странное дело, они у всех именно бессмысленные — разноцветные, блестящие пуговки.

Во втором из таких случаев особенно интересной была скульптурная композиция, зависшая в воздухе. «Ростов» тогда играл с «Локомотивом». Ростовский бек в длинном подкате выносил мяч из-под ног столичного форварда — высокого, глянцевого негра. Спросите, где имена? Так у меня на них всегда было плохо. Уж тем более на футбольные имена.

Короче, это была левитация. Защитник стелился над самым газоном. Форвард, уже получивший по ногам, поджал их к животу, и, стало быть, располагался ярусом выше. Лицо его — трагический оскал, выражало предельную муку. Через миг, хлопнувшись на траву, он будет очень натурально умирать в долгих судорогах, пока ростовчанину будут начислять горчичник. Но это через миг, а сейчас негр висел на метровой высоте, и рядом с ним застыли вырванные из газона шипами его бутс кусочки дёрна.

Не удержавшись, я коснулся самого маленького из них. Мохнатый зеленый катышек меньше сантиметра. И… И всё. Глаза я открыл в машине скорой помощи. Едем куда-то. Надо мной капельница, рядом врач и Руслан.

«Ну, ты даешь, — Руслан качает головой. — Сидел, сидел, а потом взял и умер… Хорошо, через ряд врач сидел. Точно бы умер…»

Неделю потом в БСМП пролежал. Такой вот случай. После него, времени при остановке времени (такой вот каламбур) мне всегда стало даваться впритирку. Не до прогулок по полю, успеть бы нужное сделать. Но я все равно не люблю «замри мгновенье». Лучше уж совсем без него.

Поэтому, для моего нового занятия куда более важным оказалось другое открытие. Обнаружилось, что воздействовать на удачу, я могу и со своего места на трибуне. Просто эффективность такой работы заметно ниже. И если противнику фартит серьезно, рассчитывать можно только на нейтрализацию чужой удачи. Но и это уже кое-что. Зато, если фортуна нейтральна к командам, подкрутить ее в нужную сторону получалось весьма ощутимо.

В чем я и стал упорно тренироваться. В тот первый свой сезон я много чего перепробовал, пытаясь найти самый удобный путь к результату. Обнаружилось, что маршрутов ведущих к цели множество. Но самым верным оказался тот, что когда-то автоматически нашли мои детские пальцы, несколько секунд вертевшие шарик настольного футбола.

В самом общем виде работа с удачей выглядела следующим образом. Следя за мячом на поле, я крутил в ладонях какой-нибудь круглый предмет, представляя, что это и есть футбольный мяч, которому надо придать цвет моей команды. Каким образом? Да вот этой самой непрерывной работой ладони — оттирающей, смывающей, наносящей. На вопрос — что смывающей, что наносящей? — отвечать не буду, чтобы не выглядеть идиотом. Ведь речь идет всего лишь о словах, тогда как о сути происходящего я ничего не знал и не знаю до сих пор.

Я видел лишь то, что мяч на поле окружает некая прозрачная сфера, которую никто кроме меня почему-то не различает. Причем расцветка этой оболочки самым наглядным образом указывает на стороне какой из двух играющих команд находится удача. С чего я взял, что она указывает именно на удачу, ответа нет. Я просто знаю это, знаю и всё.

А дальше просто рабочая технология, отточенная годами ухватистость. Если выбор фортуны требовалось изменить, я и начинал свою работу, которую можно было бы назвать верхом идиотизма, если б не ее вполне реальный практический результат. К концу сезона даже комментаторы в своих репортажах стали отмечать, что на домашнем стадионе «Ростову» в этом году определенно везет.

Немалое значение имело, что за предмет находится во время матча в моих руках. Начинал я вообще с баночки колы, которую во время игры машинально вертел в руках. Собственно так, вполне случайно и обнаружилась сама возможность воздействия на фортуну. А дальше потекла длинная череда опытов, в которых кола последовательно сменилась десятком разных круглых предметов, поскольку выяснилось, что именно «круглость» является важнейшим качеством, дающим значительную долю эффекта. Что было вполне естественно, поскольку предмет в моих руках, судя по всему, был своего рода проекцией мяча на поле.

В своем экспериментах я прошел от большого стального подшипника к черному каучуковому мячу, затем к разнообразным по цвету, весу и материалу бильярдным шарам и, наконец, к нефритовому шару, на третьей выписанной из Китая модификации которого я и остановился. Это был лунного цвета предельно гладкий шар, диаметром чуть более 4,7 сантиметра (ровно полтора числа «пи»). Затем я приобрел еще несколько, точно такого же размера, но других расцветок. Во время особенно сложных матчей, я используя сразу два таких шара-луны.

Есть основания полагать, что именно благодаря им, удобным ладони, приятным на ощупь и максимально эффективным в работе, «Ростов» к концу трудового сезона сумел вскарабкаться в итоговой таблице на три-четыре строчки выше отмеренного ему прочими факторами игры. Притом, что «замри мгновенье» в том сезоне больше не повторилось.

Вот еще один феномен, о сути которого я до сих пор также не знаю, хотя меньше всего думаю, что время действительно замирает или, скажем, замедляется в десятки тысяч раз, превращая секунду в часы, а может в целые сутки. Очевидно, что это лишь доморощенная интерпретация моим мозгом какого-то невероятного для него действия, представить которое ему удается только вот таким реалистичным, но предельно условным образом. Впрочем, не исключено, что подобные эпизоды вообще продукт не моего собственного изготовления, а нечто навязанное моему сознанию извне. Кем и как, нет смысла гадать. В таких делах либо знаешь точно, либо безудержно фантазируешь на тему. А какой в этом прок?

Итак домашние игры «Ростова» с того времени я практически не пропускал. Что напрямую сказывается на результатах команды вот уже девять сезонов — в эти годы она стабильно выигрывала на своем поле заметно больше половины матчей. В некоторые сезоны доходило и до двух третей. В том, что в этом результате есть и моя заслуга, Руслан, конечно, догадывался. Хотя специальных разговоров на эту тему у нас с ним не было. Только, отдельные речевые эпизоды в несколько фраз, вроде:

Помню, как осенью двадцать первого, на матче со «Спартаком» я смог подойти на стадион только к шестидесятой минуте. К этому времени наши уже влетали: «один — три». Но к финальному свистку на табло светились победные: «четыре — три».

После матча Руслан, смотря мне в плечо, спросил:

— Как ты делаешь это?

— Что — это?

— Сам знаешь… Что наши победили.

— Ничего не делаю…

— Ничего? — он недоверчиво посмотрел мне в глаза.

— Ничего. Ну, разве что… — я замешкался. — Вроде настройки рабочего инструмента, чтобы команде играть было легче. Пианисту всегда лучше, когда рояль классно настроен…

И вот эта абракадабра устроила Руслана. Расспрашивать дальше он не стал. Не был любопытным, а может это природный такт. Раз я не хотел подробно делиться, он и не настаивал.

Но уже через неделю предложил мне выбираться с ним на выездные матчи «Ростова». Здесь мне и пришлось в первый раз сказать ему твердое «нет».

— Работа, Руслан, у меня работа.

— Библиотека… Бросай. Мы будем платить больше…

Я даже не стал интересоваться, кто эти «мы». Одна мысль о том, что можно стать такого рода «содержантом» была мне невыносимой.

— Нет, Руслан.

И он все понял, чтобы никогда больше не возвращаться к этому предложению. Но через полгода, появилось другое, более скромное. Руслан просил меня поехать с ним в Чехию, на быть может, центральный матч сборной в отборочном цикле Евро-20. Как я мог ему отказать?

Наши выиграли: два — ноль. Впрочем, удача в том матче с самого начала была на нашей стороне, так что моего участия, по сути, не потребовалось. Но откуда это было знать Руслану? А прецедент уже состоялся. И перед следующим выездным матчем с Финляндией, он сказал:

— Я не спрашиваю тебя, что и как ты делаешь. Просто прошу поехать со мной… Пожалуйста.

Это пожалуйста всё и решило. С этого времени я стал выбираться на все ответственные матчи сборной в те страны и города, где они проходили. В домашних матчах, как правило, приходилось ехать в Москву, ну, а в зарубежных география охватывала всю Европу.

И, конечно, непременным стало посещение вместе с Русланом всех чемпионатов мира и Европы. Тем более, что с появлением Васкесов наша сборная присутствовала на них уже в обязательном порядке. Быть может и не без моего участия. Но центральная роль в этом, конечно, принадлежала испанской четверке, без появления которой все мои нехитрые приемчики помогали бы сборной только против соперников уровня Хорватии или Дании. В матчах с мировыми грандами вроде немцев или аргентинцев всего накрученного с моей помощью фарта достало б разве, что на спасительную ничью или поражение с минимальным счетом. Но даже с командами попроще, вроде голландцев или португальцев, о победе, тем более в официальных матчах, пожалуй, можно было только мечтать…

Я боялся, что мои отлучки на выездные матчи могут со временем вызвать нарекания со стороны библиотечного руководства. И даже один раз предупредил Руслана, что в таком случае, мне придется реже выбираться на разные выездные матчи. Руслан молча кивнул. А через несколько дней, я впервые за всю свою библиотечную службу был вызван в директорский кабинет, где Елена Михайловна смотря сквозь меня, словно я стал стеклянным, отметила мой безукоризненный десятилетний труд, и сказала, что руководство библиотеки с пониманием относится к существующей у меня необходимости множественных небольших командировок. Именно так витиевато все и было сказано. Вопрос был снят…

Как и все другие, кроме, быть может, самых общих. Кто я теперь по жизни? Нормальный бобыль или замаскированный (причем даже от себя самого) гей. А если нет, то почему так привязан к Руслану? И что он думает обо мне? Впрочем, на последний вопрос ответ был ясен. Ничего не думает.

На остальные вопросы ответ не был столь очевиден. Появление Руслана не отменило Алену. Встречи с ней продолжались еще года три, оставаясь для меня главным доказательством собственной нормальности. А потом она вышла замуж за сослуживца. Подыскать ей замену у меня не получилось. Впрочем, я этим и не очень-то озаботился. В нечастые моменты надобности мне вполне хватало полудюжины шведских журналов, купленных еще в начале 90-х. И это, кстати, также давало моему самомнению полное алиби относительно собственной ориентации.

А Руслан?..

Что Руслан? Для меня он был просто наглядной иллюстрацией пошлой ернической присказки: «красота — страшная сила». Выяснилось, что действительно страшная. Пускай и в переносном смысле. Если совсем по-простому — Руслан был прекрасен. И, кроме того, что он такой вот есть, мне ничего не было нужно. Когда он был рядом, мне становилось как-то легко и радостно. Я и был рядом…

Он во многом оставался для меня загадкой, решать которую у меня не было желания. Деньги у него были практически всегда и вдоволь. А между тем он, похоже, нигде нет работал. Точней не ходил на работу. Это, ведь разные вещи. Я никогда не спрашивал его, на что он живет. Но было и так ясно — источники дохода у него самые разные. С родителями он был в затяжной в ссоре, особенно с отцом, хозяином трех ростовских супермаркетов, который едва ли был готов спонсировать блудного, и при этом нераскаявшегося сына. Но это могла в тайне от отца делать мать — моложавая блондинка с бледными, грустными глазами. Я видел ее пару раз.

Руслан, мог зарабатывать и сам. Но я плохо представлял суть этих разнообразных приработков. Его занятия совсем не вписывались в мои архаичные представления о том, что именно можно называть работой. На мой взгляд, это были деньги из воздуха, которые так легко умеет добывать часть нынешней ювиниальной генерации. Тот случай, когда твое рабочее место, там где ты есть, а из инструментов — ноутбук, подключенный к сети; и двух-трех часов бодрого перестука клавиш достаточно, чтобы заработать сумму равную моей месячной зарплате или превышающую ее в разы. И таких вот подработок у него было много. Из того, что знаю — торговля акциями, игра с валютой, покупка/продажа каких-то раритетов, спортивные ставки.

А еще у него были подруги, в том числе состоятельные. Не думаю, чтобы хоть раз в жизни он опускался до альфонства. Но женщины сами липли к нему. И некоторые исподволь, вполне сознательно покупали его внимание, я видел это. В такой ситуации можно было совсем незаметно для себя подсесть на «спонсорство» одной из фемин. Однако с моей колокольни, казалось, что Руслан счастливо избегает этого соблазна. А, может просто, было кому отвести от него такую напасть…

Но ведь разговор вроде о футболе?

Посвящая чему-либо много времени, хочешь — не хочешь, становишься профессионалом. Уже к концу семнадцатого года я вполне неплохо разбирался в футбольных делах. А после того, как я подключил несколько спортивных каналов, мои знания об этой игре стали вполне энциклопедическими. В области же моей прямой специализации — футбольной фортуны во всех ее видах, я знал едва ли не всё.

Бытуют две основных точки зрения. Согласно одной — удача дело случая. Сегодня есть, завтра — нет. По другой, существуют «фартовые», те кому стабильно везёт. Речь обо всем, а не только о футбольных командах. Это могут быть люди или народы; страны, корабли, машины, организации — что и кто угодно. В сущности, любое явление мира можно разместить на шкале удачливости.

На футбольных примерах я убедился — ближе к истине первое убеждение, что, однако, не отменяло множества исключений. Определенно обнаруживались команды-везунчики. Но я заметил также, что удача, как правило, сопутствует таким командам на протяжении одного турнира, будь-то национальное первенство, кубок страны, континента или чемпионат мира/Европы.

Если говорить исключительно о сборных, полных везунчиков обнаружить мне не удалось. Но устойчиво удачливые имелись. Из грандов это, к примеру, итальянцы и немцы. А вот бразильцы нет. К средневезучим можно отнести французов, аргентинцев, испанцев. Среди неудачников голландцы и англичане. Впрочем, не устаю повторять — фортуна только один цветок в венке победителя.

И потому интересно смотреть на методику работы с удачей разных команд. Определение «методика» — здесь, конечно, чистая условность. Не думаю, чтобы хоть одна сборная в мире сознательно тренировала свою удачливость. И любого футбольного функционера, приди ему идея озвучить подобные мысли, сочли бы полным психом.

Но ведь правда и то, что подавляюще большинство матчей начинается с полного равновесия — удачи у команд нет. Она прорастает по ходу встречи. Этот рост может быть случайно-непредсказуемым, но многолетние наблюдения убедили меня в том, что удача любит культивацию, уход и некоторые команды чувствуя это, сознательно или нет, прибегают к определенным техникам, которые могут быть самыми разными и зависят от особенностей национального футбола.

Немцы с первых минут каждого матча педантично заполняют поле своей равномерной силой, намазывают ее на газон, словно хлеб на масло (даром, что бутерброд — немецкое слово). А дальше этим же ровным, непрерывным движеньем постепенно разгоняют колесу удачи в свою сторону, так, что к середине первого тайма аура мяча уже вполне отчетливо подкрашена в цвета немецкой сборной.

Совсем иначе работают итальянцы, в силовой клейковине которых соперники вязнут как мухи. А между тем, из этой вязкой футбольной смолы время от времени вылетают острые жала форвардов. Говоря иначе, итальянская метода двухсоставная. Надежная нейтрализации усилий соперника по раскрутке колеса удачи сочетается с резкими рывками этого колеса в свою сторону. Но если с первой компонентой итальянцы справлялись почти всегда на отлично, то со второй у них нередко возникают проблемы. Хотя в большинстве случаев фортуна всё равно оказывается на их стороне.

Здесь в самый раз напомнить, что удача и победа далеко не синонимы. И фартит далеко не всегда тому, кто ведет в счете. Ничего удивительного. Каждый наблюдал массу встреч, когда одна из команд выигрывает «два…» или даже «три — ноль», а фортуна явно на стороне противника. И не будь ее, счет был бы совсем разгромным. Так что фарт фартом, а играть надо уметь и желательно хорошо или очень хорошо. Тогда и удача будет кстати.

А еще меня всегда интересовало, есть ли у других команд подобные мне, скажем так, «настройщики» удачи. Никаких доказательств существования коллег по цеху я до сих пор не обнаружил. Конечно, это ничего не значит, но ведь не исключено и то, что я был единственным в своем роде. Впрочем, это мне совсем не льстило. Моя смычка с футболом всегда была лишь проекцией привязанности к Руслану…

После появления Васкесов и всех остальных из нынешнего состава, настраивать удачу нашей сборной стало сложней, но приятней. Если продолжить сравнение с настройщиком роялей, теперь мне приходилось иметь дело с куда более ценным и тонким инструментом, выставленным, скажем, не в одном из районных ДК, а в мировом концертном зале, причем во время проведения престижного исполнительского конкурса.

В общем, совсем другая работа. Зато и начиналась она теперь позже. Если на рубеже двадцатых, перетягивать на себя удачу приходилось с первого матча сборной на групповом этапе, то теперь отборочный турнир команда проходила почти исключительно на собственном классе. Я включался только в центральных матчах, и то при необходимости, которая появлялась не всегда.

Финальный турнир — другое дело. Его приходилось отрабатывать по полной, с первого матча по последний, который для российской сборной в последние разы приходился на полуфинал или финал турнира. Такая вот приятная констатация для уха любого российского болельщика.

…У мондиаля-26 регламент был особым. Размеры групп решено было ужать с четырех команд до трех. Друзья Руслана по этому поводу шутили: «для русских „на троих“ — лучший формат…»

Потому ли, что столь близкая национальному духу групповая разбивка, не могла не сопутствовать России, или же из-за преимущества в классе, но шведов и египтян, выданных нам в компаньоны, сборная накормила по полной. На этих матчах я был едва ли не простым зрителем. Да и чего было вертеть то, что само ходко крутилось в нужную сторону.

В одной шестнадцатой попался Уругвай. Поработать пришлось, но элементы беззаботного школьного субботника в моих действиях всё еще сохранялись. Как и в матче с нигерийцами. А в четвертьфинале нас ждали аргентинцы. Здесь и началась настоящая страда, продолженная в полуфинале, где общими усилиями мы задавили таки итальянцев: «два — ноль».

Оставался один матч. Последний. И даже меня, по-прежнему, абсолютно хладнокровного к футболу в эти три дня перед финалом время от времени продирало мгновенной жаркой дрожью.