(3) 40−42

40

Через минуту-другую мы оказываемся на возвышении под самым сводом пещеры. Это нечто вроде узкого покатого балкона без перил, кое-где отгороженного от пропасти сосульками сталактитов. Кому посчастливилось побывать на пизанской башне (не на верхушке её с леерным ограждением, а на одном из промежуточных ярусов, имею я в виду), тот испытал похожие ощущения.

По этому балкону, или, скорее, карнизу мы и подвигались осторожненько, мало-помалу удаляясь от «акульей пасти». Что ж — нередко окольный путь надёжней прямого. В этом я за последние дни убедился.

Постепенно карниз расширяется и выравнивается, как палуба выходящего из крена корабля.

— Как самочувствие? — спрашиваю я у Марины. — Голова не кружится?

— Уже нет, — отвечает она, слегка задыхаясь, но довольно спокойным голосом.

— Молодец! — подбадриваю её я. — Годишься хоть в морячки, хоть в альпинистки. Я так и знал, что тебе здесь понравится. Считай, что у нас с тобой обычный пионерский турпоход.

— Ну да, — подхватывает она. — В страну литературных героев. Том и Бекки заблудились в пещере.

— Точно, — соглашаюсь я. — Главное — возраст совпадает. Да мы-то не заблудимся: я тут все ходы и выходы знаю. И экипированы несравненно лучше. Два фонаря, полфлакона коньяку… Шоколадка, жаль, кончилась.

— Не переживай: у меня ещё ворох конфет.

— Ну! Тогда тем более не пропадём. А пока полюбуйся на это чудо природы, — я освещаю стенку нашего «балкона». Она искрится мириадами млечно-белых жемчужинок.

— Что это? — изумлённо спрашивает Марина.

— Кораллиты. Мелкие кристаллики, похожие на кораллы.

— Какая прелесть!..

Пока моя спутница восхищается хитросплетениями кораллитовых узоров, объяснюсь с читателями, которые не вполне обжились в упомянутой ею стране литературных героев. На тот случай, если они (читатели, а не герои) до сих пор не догадались, почему Марина вырезала кинжалом на княжеской двери букву «Д» и надеялась, что я сумею по этому знаку вычислить, где мне её искать.

Помните, ещё в первой части, в «сцене на пожарной лестнице», я назвал Марину Джульеттой?.. Может быть, кто-то из вас даже подумал тогда, что автор ошибся, запамятовал, как зовут его героиню?.. Ничего подобного! Просто мы с Мариной, как вы уже не раз убеждались, любим литературу. И для нас жизнь обычная, повседневная, и та, о которой мы читали у настоящих писателей, — нераздельное целое…

Литература продолжает, обогащает, украшает жизнь. Но только та, которая сама пропитана её соками, насыщена её красками, дышит её ароматами. И если истинный художник ведёт вас по причудливым лабиринтам собственного воображения, не думайте простодушно, что он всё это «сочинил из головы». Нет, он пережил и испытал это сам. И не надейтесь угадать, где правда, а где выдумка в его рассказе, — всё равно промахнётесь. Ибо он может сделать неопровержимым для вас любой свой вымысел — и вы ни за что не догадаетесь, что этого не было на самом деле; а изобразив факт собственной биографии — заставит вас упрекнуть его в необузданной фантазии и не поверить, что такое могло произойти в жизни, хотя, как давно известно, нет ничего фантастичнее окружающей нас действительности…

Словом, настоящая жизнь — это всегда литература, а литература — это и есть подлинная жизнь, расширяющая читательские горизонты до безграничных пределов.

И она же, оставаясь самым бесполезным и непрактичным занятием на свете, способна в самый отчаянный момент помочь человеку, спасти его — но только того, кто любит её безоглядно и бескорыстно…

Вот, приблизительно, что и ещё многое другое — сейчас не время вспоминать дословно — излагал я когда-то на уроках Паше Брылёву и его товарищам, и оказывается, он этого не забыл…

А что до нас с Мариной, то, подражая в шутку шекспировским героям, мы и пережили спасительное воздействие мимолётно затеянной литературной игры. Продолжая её уже не в игровых обстоятельствах, Марина дала знать мне, и только мне, где она собирается спрятаться. Поэтому и искал я в гроте не что-нибудь, а природное сооружение, которое можно, при соответствующей установке воображения, принять за склеп. И, как видите, не ошибся.

Ну, а если вы и теперь не уловили всех нюансов разъяснённого мною эпизода — что я могу вам посоветовать? Перечитайте «Ромео и Джульетту»… Или хотя бы фильм ещё раз посмотрите.

41

Будь я заправским сочинителем, поднаторевшим в искусстве нагнетать страсти и запугивать слабонервного читателя — какие возможности для леденящих душу эффектов извлёк бы из нашего пребывания в Зале скелетов!.. Так и просятся под перо замогильные стенанья каких-нибудь призраков; мертвящие прикосновения мохнатых (или, допустим, склизких) лап неведомых чудищ; зловещий сатанинский хохот подземных духов… — и тому подобное (нужно добавить)…

Но я, в который раз огорчая поклонников неземных и прочих ужасов, с добросовестностью хроникёра рассказываю лишь о том, что с нами было, — а о том, чего не было, и не заикаюсь.

Как ни стыдно признаваться, даже самих скелетов нам так и не довелось увидеть (а Марина, к счастью, и не подозревала, что кости древних медведей лежат где-то поблизости).

Нет, первым предметом (точнее, двумя предметами), который попал нам на глаза сразу после того, как мы вышли из-под сталактитового «крыла лебедя», осенявшего наружный зев кораллитовой галереи, на возвышенную площадку неподалёку от тыльной стороны грота, была высвеченная лучиком моего фонаря пара изношенных кед, приютившаяся на узком выступе трёхметровой высоты под начертанной на стене масляной краской лаконичной надписью: «Они устали». Но, естественно, земное происхождение этой обувки не вызвало у нас никаких сомнений, хотя я так и не понял специфического юмора неизвестных спелеологов, подаривших залу новый экспонат.

Проследив взглядом, откуда мог прийти шутник, разувшийся на выступе, я обнаружил, что над оврагом, преграждающим нам путь к «акульей пасти» (на дне оврага, как и следовало ожидать, уже хлюпала и чмокала вода, а покинутый нами «склеп» почти полностью скрылся под ней), воздымается узкий доломитовый утёс в форме неправильной четырёхгранной пирамиды — типа тех, что возводили древние майя, то есть со срезанной вершиной; и её верхнее ребро — готовый мостик, соединяющий склоны оврага!

Мостик-то мостик, но годился он, пожалуй, лишь для циркача с навыками канатоходца… Назвать себя таковым я бы не осмелился, но ещё подростком привык, спортивного интереса ради, для развития чувства равновесия, ходить по узким поверхностям: ну, скажем, по бетонному гребешку школьного забора или (что наверняка многие пробовали) по железнодорожному рельсу… Примерно такой же ширины и был представший перед нами «мостик». Местами даже чуть пошире. Словом, будь я один, я рискнул бы им воспользоваться. Но с Мариной…

Нет, конечно же, нет. Значит, без подмоги нам не обойтись…

— Маринка, — говорю я непринуждённым тоном. — Есть такая старая песня: «Мы с тобой два берега у одной реки». Ты подожди здесь, а я сгоняю на ту сторону. Вызову спасателей — они тебя мигом переправят ко мне.

— А иначе никак нельзя? — нерешительно спрашивает она.

— Теоретически можно. Но чересчур сложно и громоздко. Тогда мы уж точно заплутаем, как Том и Бекки. Даже твоих припасов не хватит. А тут: раз-два — и в дамки. Ты и заскучать не успеешь. Скушай пока конфетку… — не дожидаясь ответа, я направляюсь к «мостику»…

Спустя минуту я высовываю голову из «акульей пасти» и заглядываю в главный зал княжеского грота…

Да… Избитое сравнение с потревоженным муравейником, как и с разворошённым осиным гнездом, было бы в данном случае гиперболой — в силу малого количества шевелящихся особей, — однако недавние покой и безмолвие, царившие в подземелье, безнадёжно нарушены бестолковым копошеньем двух-трёх тёмных фигур, периодически взмахивающих электрическими фонарями и негромко, но злобно переругивающихся между собой. Вся эта суета происходит в прилегающей к выходу части грота, из чего я заключаю, что поиски организованы, вероятно, совсем недавно. Что ж — пока это нам на руку. Но надо спешить.

Я трижды мигаю фонариком в направлении орг? на… И получаю моментальный ответ…

Не стану рассказывать подробно, как Юра с Женей спустились с «чердака», вошли в Зал скелетов, в считанные минуты наладили переправу и доставили Марину ко мне. Для профессионалов это было детской задачкой. Не стану потому, что гораздо более драматичные обстоятельства возникли уже после того, как мы вчетвером сошлись у выхода из «акульей пасти».

За это недолгое время команда Князя изменила направление поисков. И когда я снова просунулся между щупальцами «физалии» — в нескольких шагах от нашего убежища увидел две отлично знакомые мне чёрные фигуры.

42

Положеньице!.. Позади — пещерные медведи; впереди — пещерные люди. Но если первые вполне безобидны уже с тыщу веков, то о вторых этого не скажешь. И если бы приходилось выбирать между теми и другими, то…

Но ни о каком выборе не шло и речи: мы находились на пологой вершине небольшого холмика — позади и слева нас подстерегала вода, а если б мы воспользовались моим «мостиком», то рисковали быть застигнутыми во время переправы, в самом беспомощном состоянии…

Оставался только путь вперёд.

— Юра, — шепчу я вице-командору, — ничего не поделаешь: второй вариант неизбежен. Если мне удастся их увести в хоромы — двигайте к парадному входу; если мы застрянем где-то посреди грота — возвращайтесь через «чердак».

— Хорошо, — глухо отвечает тот.

Потом я подхожу к Марине.

— Расстаёмся ненадолго, — уверенным голосом говорю я. — Всё идет по плану. Ребята тебя выведут, встретимся наверху. За меня не волнуйся. Ты умница и всё поняла правильно.

Марина молча крестит меня. Она и вправду умница: ни лишних слов, ни лишних вздохов. Женское чутьё подсказывает, когда надо промолчать.

Я снова выглядываю из-за щупалец.

Двое пещерных охотников почему-то медлят. Причём у каждого из них своя, отдельная позиция. Подошли они разными маршрутами: черноусый весельчак — по мраморной дорожке и сейчас задержался на нижней ступеньке ведущего от неё склона; а бывший сержант следовал моим недавним путём, вдоль русла ручья, и застрял на половине подъёма оттуда к площадке перед входом в «пасть».

Таким образом, они перекрыли мне обе возможные дороги к бегству, а если я рвану между ними, то угожу с обрыва в яму.

— Что ты там пыхтишь, Асуля? — разносится под сводами звонкий тенор черноусого. — Упадок сил? Ручку тебе подать?

— Туда нэльзя, — хрипло отвечает гигант, но всё же делает неуверенный шаг вперёд-вверх.

Ага! Паренёк, оказывается, побаивается злых духов. Знает, что Зал скелетов — табу…

— Асуша, — жизнерадостно уговаривает дружка бесстрашный тенор. — Покойники не кусаются. Весь вред только от живых, — он хихикает над собственной остротой.

Я не спеша выхожу из «акульей пасти».

— Привет, бойцы, — говорю я негромко, но отчётливо, — вы не меня ищете?

Реакция бойцов оказывается различной: гигант издаёт медвежий рёв, взмахивает руками и куда-то проваливается; а черноусый обрывает своё хихиканье, пятится назад, но при этом направляет луч фонарика мне в лицо.

Секундная заминка, в продолжение которой я зажмуриваюсь, а чёртов осветитель вскрикивает радостно:

— Асунчик! Куда ты пропал? Не боись! Это не медведь, а наш заяц. Что я тебе говорил! Сам в капкан пожаловал…

Пока он так треплется, я потихоньку перемещаюсь к центру площадки. Неожиданное исчезновение гиганта наводит меня на мысль самому прорваться к входу в княжеские «сени», заставив противника гнаться за мной, — и таким способом расчистить моим друзьям путь на волю…

Но черноусый не выпускает меня из прицела своего осветительного прибора, а другой рукой, для пущей надёжности, достаёт и наставляет мне в грудь дуло пистолета…

Продолжение нависает