(3) 19−21

19

«Ну, могуч герой-рассказчик! Силён, бродяга!.. — можете сказать вы. — Сам с вершок, а этакого монстра одним мизинчиком в море сковырнул!..»

Ценю ваш здоровый скептицизм, друг мой читатель. Разумеется, вы правы: никогда, при иных обстоятельствах, мне бы с таким противником не совладать. Но вы забываете о стихийных силах, перед которыми любой из обитающих на земле тяжеловесов не более чем пушинка.

Волна, подбросившая корму, помогла толстошкурому пирату взгромоздиться на край борта. Но она же, ускользнув дальше к берегу, уронила корму «Альбиции» в яму. И мой толчок руками всего лишь помог силе земного тяготения на долю миллиметра сместить нащупываемый гигантом центр тяжести, нарушить координацию его вестибулярного аппарата. А результат — полностью соответствовал общеизвестным законам физики…

Я рванулся обратно на мостик.

— Паша! — заорал я. — Уходим отсюда! Авось эти сами выплывут. До берега метров пятьсот. А утонут — это уже их трудности.

— Куда они денутся, — устало ответил Паша. — Дерьмо, как известно, не тонет.

— Знаешь, — говорю я. — Только сейчас припомнил. Этот вертолётчик из их банды… Я тебе не рассказывал, что мы с ним служили в одном батальоне? Мотострелки…

— Нет.

— Ну да, я ж тогда не догадывался, что он с ними связан. Так он попал к нам из вертолётного полка. После какой-то аварии. Если б я вспомнил об этом раньше!.. Я же видел его с одним из этих чёрных… Сколько, однако, нужного хранится в памяти, а вот не сумел использовать…

А те три слова, которые я подслушал с крыши столовой: «князь», «пещера», «вертолёт»… Почему они раньше не пришли мне на память!..

Но сожаление о том, чего не сделал в прошлом, — самая бесплодная вещь на свете, и я прекратил травить себе душу ещё и этим тупым занятием…

20

Мы повернули на вест и пошли лагом к волне. Теперь «Альбицию», как утицу, ворочало с боку на бок.

— И чего они за нами увязались, эти дебилы? — недоумевающе произнёс Паша. — Не соображали, что в такую погоду нет у них никаких шансов?..

— Да просто сила у них не в голове, дружище. Мозги ещё в зачаточном состоянии.

Да, глупость побеждает далеко не всегда. И всё же, в чём я убедился, это не довод, чтобы её не опасаться.

— Высади меня здесь, — попросил я, когда мы миновали траверз пансионата.

— Что вы собираетесь делать, Андрей Леонидович? — спросил Паша с тревогой.

— Дело у меня осталось только одно. Освободить её.

Паша покачал головой.

— Это невозможно.

— Увидим! Суть в том, Паша, что если я откажусь от него, спасу только собственную шкуру… В общем, тогда я сам перестану существовать. Превращусь в такого же биоробота, как эти… Человек по имени Андрей Амарин исчезнет… Потому что окажется, что всё, чему учил я вас на уроках в «бурсе», всё, о чем написал в своих книгах, — это бездарная ложь от первого до последнего слова… Да ты и сам, Паша, при следующей нашей встрече постараешься сделать вид, что не узнаёшь меня. А я хочу, чтобы мои друзья всегда меня узнавали… Тебе самому, кстати, не повредит эта история?

— Да я-то тут при чём?.. Они сами полезли. Кто их трогал! А на худой конец и у меня друзья найдутся. Надо будет — так и вообще сдёрну отсюда. Мало ли морей на свете! Меня здесь ничто особо не держит.

— Тогда не буду говорить тебе: «Прощай». До встречи. И спасибо за всё.

— Андрей Леонидович! Вы же опять мокрый с головы до ног. Может, поищем что-нибудь переодеть вас?

— Нет! — решительно заявил я. — Хватит разорять парня. Пойду так, как есть. Не замёрзну. Само высохнет. Да и дождь, кажется, на сегодня отменили…

Запад ещё светился бледно-розовым. И был чист.

21

Когда «Альбиция» высадила меня в устье всё той же речонки и оставила в одиночестве, я застонал… нет, заскулил от отчаянья. Я вспомнил вчерашние праздные свои рассуждения в салоне жёлтых «жигулей» — о том, как хорошо, что увозят в неизвестность меня, а моя Марина в комфорте и покое…

Вот и накликал! Всё свершилось. Всё обратилось. Всё встало вверх дном. Поневоле станешь суеверным…

Но отчаянье — это кратковременная эмоция. А уныние — уже состояние. Даже тяжкий грех. И я не стал ему поддаваться.

Я подобрал на всякий случай попавшуюся под ноги палку и с этим странническим посохом двинулся упругим и уверенным шагом вверх по течению реки.

Когда я вышел на знакомую тропинку, где-то поблизости зловеще ухал филин, а в отдалении раздавался заунывный вой шакалов…

Может быть, ещё вчера эти гнетущие звуки испугали бы меня. Но сейчас меня уже никто и ничем не мог испугать.

Через полчаса ходьбы одежда моя стала сухой.

Продолжение на взводе