Писатели пишут

чем дальше война тем меньше голодной совести

что остается в глотках твоих карманов?

чем дальше война тем меньше алеша машенька

гриша арсентий сонечка все здоровы

все улыбаются все не болеют взрослые

перебирают в глине кусочки черепа

красные маки перестают быть красными

мертвая шхуна возобновляет парусность

«Ольга Кирилловна,

я заменяю ротного…

— На перевязку…

— Нет, не болит, но чешется…

— Вы не могли бы?

— Впрочем, я сам. Не стоило…"

длинные тени сбрасывают кресты

Короткий обморок сирени

был неглубок, но Мандельштам

вернул кустарник сизой лени,

лиловых сумерек рукам.

И обморок остался — щуплый

отросток лета на сносях.

Сирень — была. Хотелось щупать,

разламывать, в рисунок взять.

Сирень — была. Сиреневела.

Звала шелковицу в пажи.

Так девочка в наряде смелом

от взрослости своей бежит.

Так мальчик, осознав охоту,

грозит рогаткой воронью.

Короткий обморок. Всего-то?

Сирень-сирень-сирень. Июнь!

***

Мы привыкаем ко всему,

мы удивляться разучились,

и, называя светом тьму,

жить в полумраке приловчились.

***

Когда волна пустых страстей

тебя, как щепку, накрывает,

всё будет просто, без затей —

в свой час она же и сломает.

***

Золотые плывут облака,

за собой оставляя века.

Ну, а мы — только здесь и … пока,

как порой эта мысль ни горька.

***

Когда не можешь повиниться

и с чувством чести незнаком,

однажды всё-таки случится:

жизнь по тебе пройдёт катком.

***

Никто не избежит своих потерь.

Но стоит ли заранее терзаться?

Всегда открыта в будущее дверь,

чтоб ты не смог без цели оставаться.

***

Короткая память ущербна во всём,

тождественна просто с растаявшим сном.

И, главное, что-то теряя, она

на плен, ею созданный, обречена.

***

Коснувшись судьбы-недотроги,

в особые чувствуем дни:

не мы выбираем дороги,

а нас выбирают они …

***

Грань меж добром и злом размыта,

порою вовсе не видна,

но всё-таки в оковах быта

ей роль защитницы дана.

***

Лишь стоит захотеть, и всё получится,

но только мы порой не знаем сами,

чего хотеть, и очень долго учимся

владеть собой и шевелить мозгами.

***

Однажды вдруг случается такое,

о чём бессонно грезилось не раз,

и нет уж ни унынья, ни покоя —

лишь духа взлёт да блеск счастливых глаз.

22 ИЮНЯ

22 июня, 41 год. Зловещая дата, страшно изменившая последующую судьбу нескольких поколений народов СССР, а так же других народов и отдельных людей на Западе, Востоке, Юге нашей Земли. Но Россия была самой горячей, самой несчастной точкой мирового пожара, названного ВТОРОЙ МИРОВОЙ.

Это началось ещё при живом Ленине. Вожди ссорились постоянно. Не бездарный, хитрый, наглый, с привычками взятыми у уголовников, Сталин медленно, шаг за шагом прибирал власть к рукам. Победы Сталина над классово чуждыми (а они были скорее поводом для репрессий) и заодно над старой, ленинской, так называемой, партией, а главное над всеми целиком народами страны, отобрав у них собственность и право на неё (государственная собственность единственная собственность, это наше святое, она, только она!) — это была победа, его главная победа, счастливый, совершенно неожиданный результат переворота 17 года. Все умные остались в дураках, сгинули, а с народом теперь твори что хочешь… К концу тридцатых годов большевиков в стране уж не осталось, ею управляли быстро обюракратившиеся карьеристы-выдвиженцы (образованщина по Солженицыну). Упиваясь собственной победой над большим народом, в тридцатых годах он уже играл, он смеялся в восторге от самого себя, он чувствовал себя непревзойдённым на все века актёром. И готовился к большему.

Да, это началось ещё в двадцатых. Мировой революции не случилось, на которую надеялись вожди мирового пролетариата, новая страна СССР осталась в одном варианте. (И в будущем это опять-таки обернулось для него счастьем). Надо было готовиться к обороне от капитализма. И началась гонка вооружений. Сильно сталинцам тогда помог мировой кризис. Повсюду правили буржуинские правительства, но среди простых людей, особенно интеллигенции многие сочувствовали СССР. Помогать строящим новую жизнь русским в страну часто совсем задарма понаехало учёных, инженеров, организаторов производств. Они то и построили с помощью грубой, но в большом достатке рабочей силы великолепные, по последнему слову техники заводы, электростанции и много ещё чего, в том числе конвееры с выпуском пушек, танков, самолётов. В тридцатых, имея огромные вооружения, имея перед собой пример победного Гитлера, зародилась в голове вождя мысль о мировом господстве с помощью техники и послушного народа. И заигрался, вообразив, что его коварству, наглости, жестокости сопротивление невозможно. И готовясь к великим свершениям, уничтожил чуть ли не весь командный состав своей армии — зажрались командиры, слишком зажили сытой жизнью, могли сговориться и устроить заговор, а так же полетели головы многих из партийно-хозяйственной верхушки. Сталин был убеждён, что только лично его заменить нельзя, остальных запросто. И действительно с новыми, подобно Гитлеру, начал прихватывать — то часть Румынии, то Прибалтику, то часть Польши, финны оказали сопротивление, погибло много русских солдатиков, но тогда была слишком снежная зима, сильные морозы, а все же кое что приобрели. Кружилась голова.

И нарвался.

Это началось ровно 75 лет тому назад — разгром наших армий, когда почти не встречая сопротивления немцы осенью оказались под Москвой, под Ленинградом, в Ростове, Крыму… Миллионы наших в основном юных солдатиков погибли сразу, миллионы сдавшихся в плен мальчишек ждала мучительная смерть. Немцы не знали что с ними делать, чем кормить, где поселить, даже поить их было не из чего. Сгоняемые на расчистку разрушений войны, они вымирали сотнями, тысячами.

Я так себе объясняю зловещее чудо гитлеровских побед над сталинскими армиями.

Победа Александра над персом Дарием была подготовлена как бы предварительными фантастическими победами македонцев вокруг Дария. То же самое случилось в 41−42 годах с несчастной большевистской империей. Гитлер запугал своими победами всю Европу и очень сильно нашу империю. Мерзости сталинской банды и без того превратили народы СССР в стада дрожащих от страха рабов. А здесь ещё и Гитлер. Народ прекрасно помнил немецкие победы над русскими в Первую Мировую. Тогда Антанта всё-таки победила. Но через два десятка лет немцы стали сильней прежнего, на этот раз покорили Европу, и никто не сомневался, что пришла очередь России. И никто не верил, что немцам можно сопротивляться. Ведь у Гитлера победы были действительные, нашим же подневольным солдатикам прибалты, румыны не сопротивлялись, да и польскую победу добыл Сталину Гитлер, а финны и вовсе, осмелившись сопротивляться («Смелого пуля боится, смелого штык не берёт! — распевали маршируя красноармейцы), били несчастных наших рекрутов как хотели. Для многих прельстившая когда-то революционно-лозунговая ленинская ясность обернулась крахом всех надежд. Скорее всего и крашеный Дарий успел насолить подвластным своим народам, не верили они ему, не хотели за него умирать и только и ждали повода, чтобы разбежаться в разные стороны.

Не 9 мая 16 года, а вот теперь, через 44 дня, президенту Путину, известному всестороннему супермену — хоть в воду, хоть по земле или льду, хоть в небо! —  вывести бы на улицы Бессмертные полки. Было бы к месту. 70-летие окончания Великой Бойни отпраздновал государь с треском. 71-летие получилось как-то жидковато, на трибуне мавзолея никого из великих, кроме Назарбаева да Нарышкина, заполнена неизвестно кем, старичками в медалях да юными кадетами, страшно удивлёнными куда попали. Даже выведенный силами местных начальников Бессмертный полк никого не вдохновил, сам президет с его малым ростом потонул в окружении своих охранников: показуха, дешевый номер. Давно уж мне и таким, как я, стало ясно, что 9 мая праздник государства Сталиных-Жуковых, но не народа. А 22 июня дата, заслуживающая вечной памяти и уважения. Бессмертный полк с комментариям честных историков очень бы соответствовал дате.

О. Афанасьев 18.06.2016

Дорогие друзья, вчера поэт Александр Соболев принимал участие в передаче «Вечерние стихи» на телеканале «Вечерняя Москва». Отбор авторов для передачи ведёт независимое экспертное жюри на сайте stihi.ru. Передача еженедельная, проходит в виде состязания трёх поэтов. Решение выносят как профессиональные критики, так и зрительская аудитория. Пока что Александр Юрьевич лидирует (и меня это не удивляет)! Поможем ему победить и выйти в полуфинал!

Увидеть передачу, а также проголосовать за одного из трёх поэтов можно по ссылке в комментарии:

Друзья, в ближайшую субботу, 18 июня, в 16.00 в Гостиной ДГПБ — поэтический вечер Нади Делаланд. Не пропустите!

Наталья Суханова была человеком очень взрослым и потому очень молодым. Бывает наивность юношеская. Бывает старческая, когда человек кажется себе очень весомым и начинает поучать. Нет. Тут — зрелый молодой пристрастный поиск истины. У неё всегда было множество вопросов к этой жизни, важных, самых главных, она никогда не говорила с собеседником о ерунде, за каждой жизненной деталью видела суть, и смысл, и конфликт существования — и переходила к обсуждению этих, главных вопросов. Говорить с ней всегда было невероятно интересно и радостно. И собеседник всегда чувствовал к себе, к главному в себе её горячий и искренний интерес.

.

На меня произведения Натальи Сухановой действуют, как холодный душ. В том смысле, что я от них просыпаюсь. В её книгах заложены такие вот буддистские коаны, которые заставляют встрепенуться, открыть глаза, поразиться — как же я раньше этого не замечала? Почему я не вижу очевидного? Так со мной было, когда я читала повесть «Зелёное яблоко» — настроилась на обычные воспоминания человека о собственном детстве, и уже во втором абзаце читаю — о матери — «первые, самые длинные дни, недели, месяцы я видела перед собой женщину, которая больше, чем я сама, повиновалась моим желаниям — и, видимо, я её привыкла считать собой» Вот такой блестящий, неожиданный вывод из самого очевидного — и дальше идёт одно открытие за другим, и начинаешь понимать, что ты, в сущности, слепой котёнок — а вот это говорит человек зрячий, который умеет видеть взаимосвязи нашего мира. Собственно, это и есть главное предназначение литературы — постоянно будить человека, в тысячный раз напоминать ему, что он — человек.

.

Роман «Трансфинит. Человек трансфинитный» я понимаю как доказательство человеческой свободы. Свободы от непреложного, неизбежного, неотвратимого. И эта свобода убедительно, как теорема, доказана на потрясающей судьбе потрясающего человека. Человека изначально, от природы, от Бога — очень свободного и незашоренного. И скорее всего именно его интуиция, его текучесть и позволяет ему пройти сквозь эту страшную судьбу и выйти не просто живым, а присутствующим в этой жизни, способным ей радоваться. Цитата: «Я от природы — трансцендент — как электрон, мгновенно оказываюсь в другом состоянии, в другом пространстве, без всяких прыжков и переходов.»

.

Её проза очень сжатая и насыщенная. Повествование так энергично и стремительно — ничего общеизвестного, ничего вторичного, только новые, потрясающие факты и выводы. Каждый раз удивляешься — в каком неожиданном ракурсе рассматривается явление, и через секунду понимаешь — всё верно, только так и надо на это смотреть. Изложение истории не через хронологию, а через субъективные ощущения героя. «Что было осенью семнадцатого — помню слабо — больше надсадой в горле от постоянного крика» — и этой меткой деталью сказано больше, чем можно было бы расписать на странице текста. Благодаря этой чудесной лаконичности автору удаётся так много сказать на семидесяти страницах, затронуть столько важного, непаханого. О революции — как о полёте. Никаких бытовых переживаний. Ибо их и не было. Дух ими не жил, не замечал их — а значит, их и не было. И вот такой способ повествования представляется более правдивым, реалистичным, чем последовательный пересказ. Ибо жизнь непоследовательна, она сложна и многомерна, её невозможно пересказать.

.

И этой невозможностью адекватного отражения реальности - на бумаге — мучается герой романа. И автор делает новое потрясающее открытие: да, наверное, можно рассказать всю правду о сталинских репрессиях — но это не будет литературой! «Это что угодно, только не литература: социология, промышленность, экономика, физиология, патология, только не литература.» Слишком это бесцветно для литературы. Цитата: «умаление желаний и мыслей, проступание простой, бесцветной, великой мощи бытия, которая до и прежде всего.» Умом и сердцем, через литературу, этого не понять. Только кожей, через боль и страх. И поэтому никак человечество не научится на чужих ошибках, на чудовищных ошибках предшествующих поколений, никак оно не может закодироваться от жестокости, от этой монотонной бесцветной пошлости убийства. И значит, всё это неизбежно будет повторяться в веках. И даже страшные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова этого не предотвратят. Когда появился в «Новом мире» «Один день Ивана Денисовича», Шаламов сказал, что в советской литературе появился ещё один лакировщик. Потому что там всё-таки несмотря ни на что была какая-то попытка исторического оптимизма. Люди всё-таки оставались людьми. Солженицын, конечно, великий писатель. Просто средствами литературы — основанной на эмоциях и покаянии — невозможно доподлинно отобразить то, в чём не было уже ни эмоций, ни покаяния, ничего человеческого.

.

Тысячи репрессированных — и так мало об этом написано. Хотя все они обязательно хотели об этом рассказать, считали своим долгом, мучились от невыполнимости этого долга, как мучается герой романа, впадает в депрессию. Самое страшное вытесняется в подсознание, и психоаналитик Филипп пытается вытащить его на свет с помощью гипноза на фрейдовской кушетке. Герой не может перейти этот страшный луг. Не может жить дальше, пока не рассказал. А когда говорит — ему стыдно перед погибшими за то, что получается какой-то театр.

.

Моя полуграмотная бабушка, ровесница 20 века, тоже своего рода трансфинит, просила меня всё, что она рассказывает, записывать в тетрадочку. Про голод на Украине в 22-м году, про тиф, а потом про то, как её угоняли в Германию с грудным ребёнком — моей мамой — на руках. Ей так важно было, чтобы я всё записала, что она вспомнит. И что мне теперь делать с этой тетрадочкой… Если те, кто прошёл через это — не могут сказать, что же напишу я — о том, что и так все знают — и в тоже время не знает никто…

.

Трансфинитность — главная мысль романа. Трансфинитность — это не бессмертие. Это умение проходить сквозь смерть. Ежедневно. Потому что кто не умирает ежедневно — тот не живёт. Каждый день ломать нарастающие кристаллические решётки. Хранить текучесть. Смерть — как очищение и обновление. Если человек не умирает психологически каждую минуту — жизнь его становится механической. Неспособной ни к любви, ни к свободе. Он уходит в схему, в защиту — и какая тогда разница, живой ты или мёртвый, если и здесь, и там одна и та же шахматная доска? Эволюция духа героя — вот главная сюжетная нить романа. Он делает открытие за открытием. Смолоду одержимый революционной идеей, с возрастом он обнаруживает, что человек идеи перестаёт мыслить. Идея — любая идея — мертва. Любая идея — это та же тюрьма. То же бумажное небо, которое надо разрезать ножницами, чтобы увидеть небо настоящее. И поиски смысла жизни — такой же пустой звук, вещь мёртвая, примитивная, прямолинейная и упрощённая. И радости не приносит. Не зря у Платонова люди, овладевшие смыслом жизни, измождены и несчастны. Человек — живой — не должен зависеть от мёртвых идей, целей и смыслов. Но иногда заключённые боятся свободы. Я читала реальную историю о том, как группа слепых от рождения людей отказалась от бесплатной операции, гарантировавшей им возвращение зрения — они боялись прозреть. Они привыкли быть слепыми.

Наталья Суханова поражает читателя великолепной зрячестью.

.

В детской книге о Юппи — притчевое разрешение множества психологических проблем. Здесь, во-первых, свобода от известного. Юппи смотрит на мир без предубеждения, у него нет опыта родителей, школы — он видит так, как есть. Остальные видят — по шаблону.

.

Ещё мысль о беззащитности. О том, что кто строит защиты — не живёт. О свободе.

.

И — о радости, как смысле жизни.

И о том, что нет ни прошлого, ни будущего, есть только Сейчас.

О том, что надо каждый день умирать, чтобы — жить.

Ничего себе детская книжка. Автор спорит с царём Соломоном.

И всё-таки — очень детская, обаятельная, ребёнку трудно оторваться. (И не случайно у нас в доме долгие годы жил кот Юппи — так назвала его Алёнка, очарованная сухановским персонажем)

Графоманию в стихах видишь сразу. А графомания в прозе — это нарратив, где ведётся одна длинная мысль, и приходит к логическому завершению. Где правит Идея, и добро побеждает зло. Графоманию в прозе труднее диагностировать, для этого надо прочесть что-нибудь из Сухановой — мозги прочистить. Как кофе понюхать в магазине духов.

.

«По имени Ксения» — начало двухтомного пятикнижия «Искус». (Более 1000 страниц, издано крохотным тиражом 100 экз. на собственные средства автора в 2011 году.)

Предельный юношеский максимализм. Девочка ищет суть Вселенной — и горюет, что человек слишком мал, чтобы эту суть отразить… Маленький, слабый человек с красными пятками, случайное и хрупкое явление, незначительное в мировых масштабах.

Стоп. Да об этом ли она горюет?

Девочке трудно и страшно одной в Москве. Одиноко, неуютно. Друзей нет, подруга Милка — случайный попутчик, есть подруга детства Таня — но она далеко. Родители уже не близки. Более близкого человека ещё нет. Будущая специальность не очень интересна, не вдохновляет. У неё даже нет возможности уединиться — вся жизнь проходит на глазах квартирной хозяйки.

.

Счастливым Бог не нужен. Мы задаём себе вопрос о смысле жизни — когда наша частная жизнь представляется малой и бессмысленной. Боль, одиночество, отчаяние, несвобода, нереализованность её интеллекта и её женственности — наводит на мысль о том, что жизнь должна иметь более полное значение. Поиск смысла — это побег от нерешённых проблем. Разве не в самой по себе жизни её цель и смысл? Бог, которого она озвучивает, Бог, созданный мыслью — конечно, не Бог. Это мысль. Всего лишь. Мыслью мы можем познать только то, что уже знаем. Когда есть любовь и гармония, тогда нет поиска Бога и смысла, потому что любовь есть Бог.

.

Ведь можно иначе взглянуть на человека с красными пятками — он живёт!!! Не побочный продукт — а самый прекрасный цветок Вселенной. И когда он цветёт, когда он счастлив — он не знает и не думает о своём счастье. И не спрашивает — зачем цветёт. Его радость — сама по себе абсолютная ценность, ей смысл не нужен. Когда героиня полюбила, поиск смысла прекратился сам собой, это осталось лишь одной из тем для бесконечных споров с любимым, когда оба понимают, что говорят вовсе не о том, что чувствуют.

.

А в этих спорах поднято много, очень много философских пластов. Будто идёт мощное течение, бурный поток, и ворочает камни на дне, замшелые, незаметные поверхностному шаблонному взгляду. Это течение и есть творческий метод автора. Стряхнуть с вопроса наслоения известного восприятия, взглянуть на него с другой стороны — и идти дальше, не ответив. Потому что окончательных ответов не существует. Вопрос — бесконечен, ответ — конечен, поэтому вопрос всегда шире и правдивее ответа.

.

У героини ясная голова и сильный характер. Она способна защитить то, во что верит. Её нельзя заставить принять то, к чему она не чувствует расположения. Она бросается на защиту чужого ребёнка, защиту абсолютной ценности от ценностей мелких и преходящих.

.

Она была бы хорошим прокурором — если бы была чуть наивнее и поверила в идею справедливости. Но к пятому курсу она целиком осознала недостижимость и беспомощность этой идеи. Мир несправедлив. Этому надо отдать всю жизнь — и всё равно будет мало. Человеку можно помочь только любовью. И она идёт в адвокатуру.

.

О любви. Она ведь любит, и даже любима, отчего же несчастлива? Она ищет гарантии, надёжности, стабильности — всего, что убивает любовь. Оттого и стихи ушли. Вино стало уксусом. Любовь обернулась страхом потерять. Как только человек начинает выстраивать в голове схемы защиты — он теряет свободу и радость. Вместо того, чтобы радоваться настоящему — беспокоится о будущем. Вот подружка Ксении Милка умеет жить настоящим, совершенно забыв о прошлом и не беспокоясь о будущем. Она действует инстинктивно, на неё не давит ментальность, она действует по наитию, не задумываясь, не анализируя — и потому счастливее Ксении. В прошлом хотела избавиться от ребёнка? Где оно, это прошлое? Его нет. Оно осталось блёклой киноплёнкой в мозгу, оно целиком вытеснено в подсознание и не мешает настоящему. Таким людям легче живётся.

.

Автор так стремительно и уверенно ведёт читателя — случайно откроешь, и попадаешь в этот поток, и уже не закроешь, пока не дочитаешь.

Взахлёб — о жизни, потому что сложно и объёмно, многомерно, и это роднит её с Достоевским, который точно так же захлёбывался в попытке максимально приблизиться к Истине, которая всё время ускользает, поскольку — живая…

.

Материала, затронутого в романе, хватило бы на несколько десятков рассказов — каждая вскользь затронутая тема просит самостоятельного развития. Эта девочка очень умна, проницательна. Она обладает особым зрением Натальи Сухановой — видит в каждом явлении на шаг дальше обывателя, не то, что видят все, а то, что есть на самом деле. Она свободна от известного всем, оно не мешает ей видеть своё… Пусть читатель сам продолжит поиск, автору — хотя бы прикоснуться, зажечь светильник в этом месте — глядите! У читателя реальное ощущение сотворчества, участия в процессе — оттого так захватывает это чтение. Не поставить в конце точку — а разбудить в человеке бурю воображения, внимания к жизни, ощущения её бесконечности…

Написано с полным доверием к читателю, без сюсюканья и снисхождения. Ведь это сложно — наложить философский поиск на сюжет — так, чтобы это было естественно. Наталье Алексеевне это удаётся.

Последняя фраза романа всё разрешает. Ключик. Вот эта «маленькая, запутанная, как шерстяной клубок с репьями вперемешку», жизнь — единственное, что по-настоящему имеет значение.

.

Последние годы Наталья Алексеевна писала, как только чувствовала себя немного лучше. Родные и друзья советовали поберечь себя, а она удивлённо отвечала — «Но это же то дело, которое я больше всего люблю! А чем же мне ещё заниматься?»

.

И ещё — если вы вспомните концовку романа «Человек трансфинитный» — когда главный герой вдруг поехал к учёным на телескоп, и услышал там о ветвях развития Вселенной, о том, что одна ветвь не знает другой, и они могут пересекаться, как дырки в швейцарском сыре — вы поймёте, что Наталья Суханова была наделена таким знанием и такой верой, с которой человеку ничего не страшно. И этим своим бесстрашием, своей зрячестью она щедро делилась с нами в своих книгах.

.

По телефону в день своего юбилея она просила передать в РРО СРП, что она всех нас любит…

Нашей дорогой Наталье Алексеевне Сухановой сегодня — 85!

Поздравляем, желаем здоровья и творческого долголетия, ясности, радости, бодрости!

Основные публикации Натальи Сухановой:
Соседи. Повесть. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1966.
Когда становятся короче дни. Повесть. М., изд-во «Молодая гвардия», 1971.
Острый серп луны. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1974.
Кадриль, М., изд-во «Современник», 1976.
Под частыми звёздами. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1977.
В пещерах мурозавра. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1981.
Многоэтажная планета. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1982.
От всякого древа. М., изд-во «Советская Россия», 1984.
Под частыми звёздами. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1985.
Подкидыш. Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1989.
Зал ожидания. М., изд-во «Современник», 1990.
Сказка о Юппи. Ростов-на-Дону, ПИК «А», 1991.
Зелёное яблоко. Ростов-на-Дону, изд-во «Старые русские», 2006.

Веб-публикации
http://www.proza.ru/avtor/suchanova

***

Под низким сводом тесного вертепа,

Где смрадный воздух как в могиле сперт,

Алхимик бездыханный распростерт,

Глазами в потолок — стеклянно, слепо.

.

Он умирал бесславно и нелепо

Среди своих пробирок и реторт,

И душу хапнул расторопный чорт

У добровольного насельца склепа.

.

Искал он золото и парил ртуть,

Алкая мир привычный колупнуть

Как гноем набухающий фурункул.

.

Но всё летело в бездну кувырком,

И жалко тычется слизнявый ком —

В реторте недоделанный гомункул.