Писатели пишут

С юбилеем!!!

Спасибо, что Вы есть! Будьте всегда и везде! И пусть Вас будет много. Везде много!

Чем больше Вас будет, тем лучше и добрее станет этот Мир!

Не могу не повторить свой комментарий к одному из Ваших текстов.

Как здорово, что есть еще Поэзия,

Та, настоящая, которой не страшны

Ни суета, ни словоблудья вирус,

Ни прочая от века ерунда,

Поэзия, в которой Мастер слова

Умеет сохранить и взор юнца,

И страсть мужчины, и — всего дороже! -

Так просто и понятно все сказать,

Что хочется заплакать и вздохнуть!

Как здорово!..

Здоровья Вам, удачи и долгие-долгие лета!!!

Поздравляю Николая Михайловича Скрёбова с восьмидесятилетием. Желаю здоровья, долгих творческих лет и душевного тепла. Его вклад в литературу трудно переоценить, а человеческие качества достойны большого уважения.

Хочется сказать Вам, Николай Михайлович много-много тёплых слов и, конечно же — посвятить стихи.

***

Не из туманного далека,

Не из столиц, говорящих неоново,

Путь от шахтёрского городка

До беспристрастного времени оного…

Восьмидесятая осень, виват! -

Чертит по воздуху чувства поэтовы.

Мир до похвал и теперь скуповат, —

Не обращая вниманья на это, Вы

В форме сонета и лиро-стиха,

В форме иных поэтических чаяний

Мыслите, чтобы эфир не стихал

В радиоточках привычным звучанием…

Звякает листьев разменная медь,

Волей алхимика золотом ставшими…

Осени шляпу придётся надеть, —

Будет, что снять перед строками Вашими!

***

Рождённый в лирически-щедрую

Пору золотопада, —

До самого дна отведаю

Из спелого винограда, —

Из нынешне-мимолётного

И памятного былого,

Из будущего бесплотного, —

Пьянящий напиток слова.

Ямбы, хореи, дактили

Приправлены болью истово, —

Задумывали не так ли Вы

Души оголённой исповедь?..

/Из Ибн аль-Хатжжаджа/

Я, выбравший дорогу,

всю жизнь провел в пути.

Но к отчему порогу

Аллах мне дал прийти.

Одежда пропотела,

чалма моя в пыли,

и оскудело тело

от Родины вдали.

Но тысячу сандалий

сносив, я все же рад,

из неоглядных далей

вернуться в свой Багдад.

Измученный скиталец,

спешу обнять отца.

Он нынче древний старец,

и не узнать лица.

Да и Багдад — как каша,

клубящаяся взвесь.

— Скажите мне, папаша,

как вы живете здесь?

— Оно тебе на кой? Но

отвечу, — говорит. —

В Багдаде все спокойно,

у нас здесь не Мадрид.

У нас здесь не коррида,

забот докучных плен.

В отличье от Мадрида,

мы все встаем с колен.

В Багдадском халифате

духовности расцвет.

Мы здесь — как яйца в вате,

надежней места нет.

Снабдил Аллах нас разным

богатством на века,

слегка газообразным

и жидким, как река.

А наш халиф, как аист

под облаком парит.

И я живу, не каюсь, —

отец мой говорит.

Я старика послушал,

зашнуровал сандаль,

а с ним больную душу

и вновь поплелся вдаль —

подальше от халифа,

его пашей и гнид,

чтоб не тревожить лихо,

пока, родное, спит.

Перевод Бориса Вольфсона

ПРИМЕЧАНИЕ

Автор — багдадский поэт Х века нашей эры Ибн аль-Хатжжадж, создатель жанра сухф (глупость) в арабской поэзии. Переводчик просит не путать его самого с лирическим героем данного стихотворения и настоящим уведомляет публику, что после долгого периода странствий он прочно вернулся домой и готов вновь приступить к исполнению обязанностей редактора колонки новостей нашего сайта. Присылайте ваши новости, дамы и господа!

Как бы ни измывались над русским языком на его исторической родине, как бы ни уродовали его «олбанцы» в Интернете и ведущие телерадиопрограмм в эфире, а он-таки пробивает себе дорогу если не к всемирному, то уж во всяком случае к международному пиетету. Когда мне было 25 лет, поистине интернациональным стало чисто русское слово sputnik. А как перевалило за «полтинник», — вот вам, пожалуйста, glasnost во всех словарях, от сверхдержав (тогда их было ещё две) до слаборазвитых стран. И вот к исходу дней моих — новое русское лингвистическое достижение. Благодаря сваре Березовского с Абрамовичем сам Высокий суд Лондона отдал явное предпочтение слову krysha перед своим привычным, рутинным, тусклым, а главное — не выражающим глубинной олигархической сути словом protektion.

Не претендуя на роль Кассандры, уже предчувствую, что следующим русским вкладом в международную лексику будет krychka. Так и подмывает врезать англоязычникам в духе «холодной войны»:

Были zeki, vyshka —

будет вам и kryshka!

Вперёд, родная наша речь, и пусть, как выразился Гоголь, «постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

По ходатайству РРО СРП администрация г. Ростова-на-Дону приняла постановление об установке мемориальной доски на доме, где жил и работал российский поэт Леонид Грирорьян. Идет сбор средств на изготовление и установку этой доски. Желающих помочь просим обращаться к Л.Ф. Волошиновой по телефону 8−928−615−01−69.

Остриями солнечных лучей

Предвечерний воздух был пронизан.

Чей-то голос, уж не помню чей,

Выкрикнул: «Включите телевизор!»

На экране явственно возник

Небоскрёб в зловещих тучах дыма,

Но ещё не верилось в тот миг,

Что судьба его необратима.

Показалось чуть ли не игрой

Всё, что происходит на экране…

Минул миг — и небоскрёб второй

«Боингом» смертельно протаранен.

В пламени не выстоял металл,

Рухнули столбы мольбы и стона —

Символ процветанья разом стал

Грудой раскалённого бетона.

Объективы камер Си-Эн-Эн

Для грядущих лет запечатлели,

Как сквозь дым, сквозь жуткий вой сирен,

Сквозь надежды, что в обломках тлели,

Протянув чудовищную тень,

Стал кромешным ликованьем смерти

Двести пятьдесят четвёртый день

Третьего тысячелетья.

11.09.2001

Осень обналичивает грустью

после изнурительного лета

будущее золото листвы…

Там, где ток воды стремится к устью,

выпавшие камешки браслета

птицы доклюют у парапета

в стороне от взглядов и молвы

обо мне, теряющей желанья,

о тебе, не пишущем портреты…

Исключив эпистолярный жанр,

мягкой я уже, как шубка ланья,

видимо, не буду в жизни этой, —

после летней суши перегретой

в осени негреющий пожар

ухожу, давно к нему готова,

золотом шурша по переходу

времени, ведущему в туннель…

В шорохе хочу расслышать слово, —

слово, объясняющее моду

на Любовь, Творенья и Свободу, —

слово «Осень» с запахом «Шанель».

* * *

Что больше тишины в себе,

и меньше незачатой строчки?

Стоит, как свечка во гробе,

душа в телесной оболочке.

.

Я бережно ее крыла

расправлю за пределы тела.

Спасибо, что не умерла,

лишь на три четверти сгорела.

.

* * *

В жизни ни потери, ни урона.

Сон — не помню о какой беде.

Снилось мне, что будто бы Харона

я перевожу в своей ладье.

.

…Лето в Лету кануло, как в воду,

до забвенья отразив в реке,

как ладья плывет по небосводу

и медяшки плещутся в руке.

Апостроф — безгласный апостол.

Назад посмотри, обернись.

Согласных тяжелая поступь

качает исписанный лист.

.

Черно от твоих закорючек,

убита певучесть строки,

как будто подняли на крючьях

добычу лихие стрелки.

.

Но в воздухе пахнет не кровью,

а хвоей и мятным листом,

листвой, отвергающей корни,

и корью тоски ни о ком.

.

Ком в горле. Согласно закону

апострофа, гласных — долой!

Апостол мычанья и стона,

блицкрига великий немой.

.

Не может судьба завершиться

попыткой уйти из строки.

И намертво к буквам пришиты

взлетевшие в небо крюки.

Мне кажется, что мы живем в антракте.

На сцене полумрак. В своих гримерках

актеры отдыхают. А в фойе

лениво бродят зрители. Встречая

знакомых, обсуждают первый акт,

возможное развитие сюжета,

потом немного говорят о детях,

погоде и о ценах на крупу.

Все ждут звонка, когда возобновится

течение истории, в которой

они, заняв свои места в партере,

чужие драмы и переживанья

вновь смогут наблюдать со стороны.

Там все острей, чем в нашей пресной жизни,

трагичнее, но как бы не взаправду.

И зрители, сочувствуя героям,

полнее ощущают, что сегодня

им ничего как будто не грозит.

Как хорошо сидеть в удобном кресле,

обмахиваться веером, в бинокли

следить за бутафорскими страстями,

забыв на миг о собственном спектакле…

И льется кровь, и фантики шуршат.