Писатели пишут

Пишу под свежим впечатлением от песен Любови Захарченко, прозвучавших по радио в записи 1994 года. Какая чистая и честная поэзия в текстах и мастерском исполнении! Бесконечно жаль, что сегодня уже невозможно поздравить автора с днём Ангела. Как и незабвенную Любу Чернову…

Слава тебе, Господи, что могу в этот последний день погожего сентября от всей души поздравить милых моему сердцу Надю Делаланд, Любу Волошинову, её сестру Веру и всех посетительниц нашего сайта, носящих имена Вера, Надежда, Любовь, Софья!

Между прочим, по чаяниям своих родителей, уже имевших пятилетнего Юрку, я должен был родиться девочкой и досрочно именовался Соней. Вот сидел (а) бы сейчас и писал (а) бы что-нибудь вроде записок Соньки Золотой Ручки. И гипотетические читатели меня тоже поздравляли бы с днём Ангела. Dixi.

Скрипит песок, горячей сверхновой,

Стекает небо, белей извёстки,

Баклан клаксонит… Рождая слово,

Страдает море от вечной вёрстки

Волнистых строчек в рябом формате

С горячим нравом от Фаренгейта…

Стреножен ветер. Волна в откате

Сгоняет гальку этапом в гетто.

Поникший парус обласкан бризом,

Он утром был молодым и смелым…

Не подчиняясь пустым капризам,

Я грею море безумным телом.

Быть безмолвным потребителем духовной пищи, принимать материалы друзей, как должное — серьёзная ошибка, и моя в первую очередь. Огромное и виноватое спасибо тем, кто, по сути, делает наш сайт своими публикациями. Называть имена нет смысла, вы их прекрасно знаете.

Добавить к этому, кроме глубокой благодарности, можно разве что из своего. Тем более, что один из стихов в следующем номере «Ковчега» возник непривычно быстро, и это единственная возможность поправить огрехи.

ДАНИИЛУ АНДРЕЕВУ

…а всё же не рабом. Мужчиной, а не дамой.

В России довелось, хоть в Греции теплей.

Она — и Белый храм, и долговая яма,

и шахматный квадрант подземных королей…

И вот, в который раз чистилище покинув,

оставив за спиной ужасный мегалит,

играешь в поддавки на тряпках арлекинов —

шутов и поваров хозяина Земли.

Как страшно понимать доподлинно, буквально

пророков и святых. Лиловый жуткий свет

хребтом предощущать над этой наковальней,

над русскою землёй, над лучшей из планет.

Страна идей и вер. Страна трудов кромешных.

А всё-таки Бедлам и всё-таки Гулаг.

Молитвенной свечой, берёзовым полешком

сгореть бы нам для той, которая бела.

А всё же не одни. Когорты прорубают

кровавые слои страданий и тоски!..

И Santa Rosa там, где искра голубая,

где Роза Мира в срок расправит лепестки.

…Вот та, где он рождён. В снегах своих и гарях,

опутанная злом, окутанная мглой,

бессмертных сыновей бессонным взглядом дарит,

поэтов и бойцов за гранью голубой.

Ты слышишь

Мою облетевшую память садов, —

Вот так мы гуляли. Беспечные белые вспышки в реале

На миг появлялись и снова в себе исчезали,

На «си» замолкали, опять запевали на «до»…

И что оставалось от нас в промежутке холодном,

И что мы с собой уносили из белого света сюда?

Кто слышал — запомнил, и снова услышит… И вот нам —

На чёрном-пречёрном выводит рулады звезда.

На том расстоянье, — на том, что почти неуместно, —

Я слышу, как слышишь мою облетевшую память садов…

Вот так мы гуляли, как белые вспышки над бездной,

Смолкая на «си» и опять начиная на «до».

* * *

Непонятна мне беда твоя приятель

всякой вещи назначенье знать и цену.

Вот река бежит — куда приятней

наблюдать её бесцельное теченье.

«Нет, — ты скажешь, — у реки дела найдутся.

Где-нибудь она впадает в море.

Невозможно в ту же в реку окунуться.

Всё меняется". Ну что же, я не спорю.

Жизнь идет. И, в общем, все в порядке:

одиночество, безденежье, болезни…

Дни беспечные, как сорняки на грядке

всё растут длинней и бесполезней.

В личном как? Давно ли это было,

и настанет ли беда такая снова?

Женщина, которая любила,

спит с другим, что, в общем-то, не ново.

Ну, а та, которой я не нужен,

смотрит в душу, мучаясь от жажды.

Что она там хочет обнаружить,

я не знаю, это и не важно.

Если доведется, то приеду

Не исповеди путей окольных.

Я сходил бы на могилу к деду,

навестил подружек наших школьных.

Сядем рядом провожать эпоху,

выпьем чаю или что покрепче.

Погоди мой друг, не так всё плохо,

не настолько, чтобы стало легче.

* * *

Смеющихся громко, бегущих под ливнем,

смеющихся тихо и прячущих слезы,

совсем одиноких, безумно счастливых,

больных и здоровых, смешных и серьезных,

кричащих с балкона, поющих под домом,

роняющих папки с листами доклада,

стоящих у лестницы, пьющих боржоми,

нарзаном измученных, тех, что украдкой

смотрели и тех, что не прятали взгляда,

идущих не в ногу и рядом бегущих,

правдивых и этих — скрывающих правду,

и лгущих, и мало и многоимущих,

летающих, ползающих, земноводных,

рыб, раков, тельцов, козерогов и прочих

живых и умерших, все их переводы

и подлинники, и подстрочник,

дорогу в ромашках, котов, попугаев,

настольные лампы, детей, стариков и

тритонов, спаси, сохрани, не ругай их,

им больно.

* * *

Пасмурный молчаливый вечер.

Набрать в рот воды, раздуть облака,

и так сидеть, косясь на мелких ласточек,

падающих по небу.

Гора, гора, я — гора, гора,

говорят они, дразнятся, начинают плакать,

чтобы я плюнула, чтобы я выплюнула

и ответила — это я гора,

я — гром и молния,

и все засверкало и ожило,

и перестало ломить кости под перьями,

и они бы прижались к горе

и стали ее частью.

Так сбывается все, что скажешь.

* * *

ошеломленные они стекают вдоль

и лица пламени качаются тенями

не выгоняй меня привратник здесь мой дом

и долгих улиц повороты между нами

уже прошли уже свернулись и болят

в сутулых сочленениях и рифмах

здесь вход туда тут выход на поля

огромной распахнувшейся молитвы

калитка ввысь земной остаток дня

чай недопитый сонный всхлип соломы

меня чуть-чуть не прогоняй меня

из моего единственного дома

______________

спать на полу подсунув под висок

комок одежды пол у нас дощатый

и освещенье с той наискосок

иконы понимания и счастья

______________

возьми с собой в дорогу этот хлеб

(и это тело) я взяла в дорогу

пришла пора вернуть вернуться нет

пройти по кругу подойти к порогу

_____________

и разойдутся стены фокус вдруг

сменив пойму что их и не бывало

что я всегда могла принять вокруг

влюбленность сине-жаркого провала

_____________

входи и плачь в наш деревенский храм

намокнут доски потемнеют лики

такое тело выбрал тот кто храбр

он так — так даже больше — был велик он

_____________

вода в купели вздрагивая спит

и ждет ребенка брат крестился взрослым

танцуют приподнявшись на носки

большие прихожане в каплях воска

поет старуха с голосом воды

оконный прорубь движется и тает

снег оставляет мокрые следы

монах склонившись долго их читает

«Десять девушек едут Веной.

Плачет смерть на груди гуляки".

Ф. Гарсия Лорка.

Десять девушек едут мимо.

Ни одна из них и не взглянет,

как поэт с ужимками мима

смотрит вслед и смеётся пьяно.

Он смеётся: «Эй! Жизнь на бочку!»

Бочка выпита. Жизнь в уплату

отошла. И в итоге — точка,

словно пуля напротив сердца.

Нет, не пуля — просто — заплата.

У дырявого сердца — забота,

чем прикрыть ножевую рану.

На высокой визгливой ноте

плачет смерть. И смеется пьяно.

Пляшет смерть на груди гуляки.

Десять девушек едут мимо:

карнавала смешные флаги

и следы неумелого грима.

Ни Гомера тебе, ни Харона.

Ровно дышит ночь-нестинарка.

И деревьев тугие кроны

над тобою сомкнулись аркой.

…Ждет рассвета огонь в камине.

Я сижу и смотрю на тени.

Десять девушек едут Веной.

Десять девушек едут мимо…

* * *

Я — рисунок наскальный,

Иногда оживающий.

Ты — тесак или скальпель, —

Не вкусивший слова еще…

Мне пока не родня, —

Верных слов не сказал ты, —

Просто день ото дня

Вырезал на базальте

Плеч покорность и губ,

Как хотел и как видел ты…

Бесполезен и груб

Камнетёс правоты, —

Иероглиф души

Не читается в каменном,

В поднебесной тиши

Сотворён не руками он.

Ты подумал о том,

Что к тебе приближаюсь я, —

Я, наскальный фантом,

Снюсь до боли безжалостно.

С Днем рождения, дорогой Николай Михайлович! Легкости, радости, мира!

Дорогой Николай Михайлович, поздравляю с днем рождения! Только не воображайте себя старцем! Вы во вселенском контексте в сущности еще «дитя». И как писал А. Тарковский:

«Дитя, беги, не сетуй

над Эвридикой бедной

и палочкой по свету

гони свой обруч медный,

пока хоть в четверть слуха

в ответ на каждый шаг

и весело и сухо

земля шумит в ушах".

С юбилеем юности, наш прекрасный и мудрый друг!!!